Может ли лицо, ставшее собственником спорного имущества в период судебного разбирательства, стать преемником истца по делу?
irinabal18 / Depositphotos.com |
Гражданин Б. обратился в суд с иском, требуя обязать своего соседа по дачному участку установить новую границу между владениями и демонтировать разделяющий их забор. Однако в ходе судебного разбирательства он подарил участок сыну ввиду личных обстоятельств, включая преклонный возраст и нестабильное состояние здоровья, а также опасения по поводу возможности возникновения спора о наследстве в отношении участка (что случилось, например, на стороне ответчика и послужило причиной затягивания процесса). Истец полагал, что сын сможет продолжить ведение дела в суде в рамках процессуального правопреемства.
Напомним, что в случаях выбытия одной из сторон в спорном или установленном решением суда правоотношении (смерть гражданина, реорганизация юрлица, уступка требования и другие случаи перемены лиц в обязательствах) суд допускает замену этой стороны ее правопреемником. Правопреемство при этом возможно на любой стадии гражданского судопроизводства (ч. 1 ст. 44 Гражданского процессуального кодекса). Именно на применение этой нормы судом рассчитывал гражданин Б. и подал соответствующее ходатайство. Однако суд первой инстанции посчитал ч. 1 ст. 44 ГПК РФ неприменимой и отказал в удовлетворении ходатайства гражданина Б. о замене его как истца в порядке процессуального правопреемства, отметив, что изменение собственника имущества само себе еще не влечет перемены лиц, участвующих в процессе, поскольку процессуальное законодательство не предусматривает замену ненадлежащего истца. Суд отказал и в удовлетворении исковых требований, сославшись на то, что истец перестал являться собственником участка, и, следовательно, его законных прав ответчик нарушить уже не мог (определение и решение Всеволожского городского суда Ленинградской области от 24 ноября 2016 г. по делу № 2-1186/2016)1. Вышестоящий суд поддержал решение суда первой инстанции, указав при этом на то, что сын гражданина Б. не воспользовался правом на вступление в дело в качестве третьего лица, а также на то, что он вправе обратиться в дальнейшем с иском в суд самостоятельно (апелляционное определение Ленинградского областного суда от 22 марта 2017 г. по делу № 33-1597/2017, 33-1598/2017). Безуспешной оказалась и надзорная жалоба истца в Верховный Суд Российской Федерации (истцу отказали в передаче жалобы № 33-КФ17-534 для рассмотрения в судебном заседании ВС РФ)2.
Гражданин Б. и его сын решили, что такие судебные акты нарушили их конституционные права, и обратились с жалобой в Конституционный Суд Российской Федерации. По мнению заявителей, ч. 1 ст. 44 ГПК РФ в том смысле, который придается ей правоприменительной практикой, нарушает:
- право собственности приобретателя имущества (ч. 1-2 ст. 35 Конституции РФ), поскольку, как пояснил на открытом слушании дела в КС РФ адвокат – представитель заявителей, новому собственнику фактически приходится либо воздерживаться от защиты права, либо, в ином случае, нести издержки, связанные с инициацией нового судебного разбирательства в отношении приобретенного имущества, так как в первоначальный процесс его как процессуального преемника не допустили. Получается, что ограничивается свобода реализации правомочий собственника;
- ст. 8 Конституции РФ, так как затрагивается гражданский оборот, ведь мотивация на приобретение имущества снижается, если лицо знает о риске непризнания за ним процессуального правопреемства;
- принцип правовой определенности в отношении положения нового собственника, который признается международным правом, включая Конвенцию о защите прав человека и основных свобод в истолковании ЕСПЧ. Следовательно, нарушаются, как указал представитель заявителей, ч. 1 ст. 17 и ч. 4 ст. 15 Конституции РФ;
- принцип равенства (ч. 1-2 ст. 19 Конституции РФ), так как в неравном положении оказываются правопреемники по обязательственным и вещным правоотношениям. Суды в деле заявителей, отметил адвокат, ограничительно истолковали ч. 1 ст. 44 ГПК РФ, восприняв содержащийся в ней открытый перечень случаев правопреемства, как в то же время замкнутый исключительно на различных ситуациях перемены лиц в обязательствах. Представитель указал на то, что такая дифференциация не имеет объективного и разумного оправдания;
- процессуальный принцип состязательности и равноправия сторон (ч. 3 ст. 123 Конституции РФ), поскольку подрывается баланс интересов истца и ответчика. Ответчик получает, по мнению заявителей, необоснованное преимущество, а именно возможность преодолеть все процессуальные результаты первоначального процесса при новом рассмотрении дела по иску уже нового собственника;
- право на судебную защиту (ч. 1 ст. 46 Конституции РФ). Заявители полагают, что переход права собственности от одного лица к другому не должен негативно сказываться на гарантии судебной защиты такого права.
Кроме того, заявители указали на нарушение ст. 18 (права и свободы человека действуют непосредственно и должны определять смысл деятельности органов публичной власти), ч. 1 ст. 21 (охрана достоинства личности) и ч. 2-3 ст. 55 Конституции РФ (запрет отмены или умаления прав человека и возможность их ограничения только посредством федерального закона в конституционно-значимых целях).
Представитель заявителей подчеркнул, что за материальным правопреемством должно следовать процессуальное. Если не признавать процессуального правопреемства за лицом, ставшим собственником спорного имущества в период судебного разбирательства и поддерживающим исковые требования, то все результаты процесса, даже если иск был обоснован, утрачиваются – в этом состоит один из ключевых аргументов заявителей. Их адвокат указал на то, что в случае, когда суд отказывает в удовлетворении иска фактически из-за смены собственника спорного имущества, не допуская процессуального правопреемства, истец несправедливо лишается возможности возмещения судебных расходов, а новый собственник необоснованно оказывается в ситуации, когда он вынужден самостоятельно обращаться в суд с тем же требованием и нести вновь судебные расходы, доказывать те или иные обстоятельства, тратить время.
Представители госорганов оказались солидарны в позиции друг с другом и с заявителями в отношении того, что права последних действительно были нарушены. Даже ссылки оппонентов на судебную практику высших судов оказались почти одинаковыми. Дело в том, что по существу аргументы заявителей никем не оспаривались, но представители госорганов в отличие от заявителей, требующих признания оспариваемой нормы неконституционной в том ограничительном смысле, который ей придали суды, высказались в пользу конституционности ч. 1 ст. 44 ГПК РФ самой по себе, а ошибочными назвали конкретные судебные решения по делу заявителей. Они указали при этом, что КС РФ не является судебной инстанцией, уполномоченной на проверку конкретных судебных актов. Напомним, что КС РФ по жалобам граждан на нарушение их конституционных прав и свобод проверяет конституционность закона, примененного в конкретном деле. При этом Суд решает исключительно вопросы права и воздерживается от установления и исследования фактических обстоятельств во всех случаях, когда это входит в компетенцию других судов или иных органов (ч. 4 ст. 125 Конституции РФ, п. 3 ч. 1, ч. 3-4 ст. 3 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации").
Полномочный представитель Госдумы в КС РФ Марина Беспалова указала, что позиция нижней палаты парламента состоит в рассмотрении ч. 1 ст. 44 ГПК РФ как обеспечивающей дополнительные гарантии права на судебную защиту. Она пояснила, что правопреемство в материально-правовых отношениях влечет за собой процессуальное правопреемство, и это подтвердил ВС РФ (п. 2.2 Обзора судебной практики по гражданским делам, связанным с разрешением споров об исполнении кредитных обязательств, утвержденного Президиумом ВС РФ 22 мая 2013 г.). Обратное не согласовывалось бы с принципом процессуальной экономии и эффективности. При наличии соответствующего волеизъявления собственника (то есть и в вещных правоотношениях) в случае материального правопреемства должно быть и процессуальное, пояснила депутат. Кроме того, переход права, защищаемого в суде, в порядке универсального или сингулярного правопреемства (наследование, реорганизация юрлица, переход права собственности на вещь, уступка права требования и прочее) влечет переход права на возмещение судебных издержек (п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 21 января 2016 г. № 1 "О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела").
Как в случае перехода прав в порядке универсального правопреемства исчисляется исковая давность? Узнайте ответ в "Энциклопедии судебной практики. Гражданский кодекс РФ" интернет-версии системы ГАРАНТ. Получите полный доступ на 3 дня бесплатно!
Полномочный представитель Совета Федерации в КС РФ Андрей Клишас отметил, что ст. 44 ГПК РФ является единственной в кодексе, закрепляющей возможность процессуального правопреемства, поэтому признание ее ч. 1 противоречащей Конституции РФ он считает нецелесообразным для заявителей. Он также указал, что применительно к процессуальному правопреемству потенциальный риск признания "заранее" права на вещь за преемником, например, истца, когда предметом спора является как раз вопрос о принадлежности права собственности, нивелируется тем, что суд может разрешить этот спор своим решением по существу в любом случае, то есть даже если допустит правопреемство в процессе. Впрочем, как справедливо заметил представитель заявителей, в деле последних предметом спора не являлось решение вопроса о принадлежности права.
Судебная практика в целом признает возможность процессуального правопреемства применительно и к вещным правоотношениям, а не только обязательственным, отметил полномочный представитель Президента РФ в КС РФ Михаил Кротов, ссылаясь на различные решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов. По его мнению, если в ч. 1 ст. 44 ГПК РФ "опустить скобки" (то есть исключить из нормы перечень, уточняющий случаи выбытия стороны из правоотношений), то содержание нормы станет абсолютно ясным и допускающим при этом процессуальное правопреемство при смене собственников имущества, если поступит соответствующее ходатайство стороны. Михаил Кротов подчеркнул, что судебная практика по этому вопросу достаточно устойчива, а в деле заявителей была, увы, допущена судебная ошибка. Кроме того, он полагает, что конституционные права заявителей затронуты в любом случае не были, а можно говорить лишь о нарушении принципа процессуальной экономии. Председатель КС РФ Валерий Зорькин в связи с этим в форме вопроса обратил внимание на то, что совершенную, по словам Михаила Кротова, "судебную ошибку" не скорректировал и ВС РФ, что, возможно, свидетельствует об изъяне в системе судов общей юрисдикции, который заключается в невозможности исправить ситуацию нарушения прав лица при определенных обстоятельствах.
Полномочный представитель Генпрокурора в КС РФ Татьяна Васильева поддержала позицию коллег – представителей госорганов и отметила, что формулировка ч. 1 ст. 44 ГПК РФ является не очень удачной и позволяет судам в редких случаях толковать ее ограничительно, как в деле заявителей. Тем не менее сама по себе норма не противоречит Конституции РФ (Определение КС РФ от 17 июня 2010 г. № 820-О-О, Определение КС РФ от 25 мая 2017 года № 1066-О и другие). Часть 1 ст. 44 ГПК РФ допускает и сейчас процессуальное правопреемство как применительно к обязательственным, так и вещным правоотношениям, но при этом не должна исключаться возможность соответствующей корректировки данной нормы, заметила Татьяна Васильева.
К каким выводам в результате рассмотрения жалобы заявителей придет КС РФ, портал ГАРАНТ.РУ расскажет после вынесения Судом соответствующего постановления.
______________________________
1 С информацией по делу № 2-1186/2016 можно ознакомиться на официальном сайте Всеволжского городского суда Ленинградской области.
2 С информацией по жалобе № 33-КФ17-534 можно ознакомиться на официальном сайте ВС РФ.