Продукты и услуги Информационно-правовое обеспечение ПРАЙМ Документы ленты ПРАЙМ Постановление Европейского Суда по правам человека от 18 апреля 2013 г. Дело "Агеевы (Ageyevy) против Российской Федерации" (жалоба N 7075/10) (Первая Секция)

Обзор документа

Постановление Европейского Суда по правам человека от 18 апреля 2013 г. Дело "Агеевы (Ageyevy) против Российской Федерации" (жалоба N 7075/10) (Первая Секция)

Европейский суд по правам человека
(Первая Секция)


Дело "Агеевы (Ageyevy) против Российской Федерации"
(Жалоба N 7075/10)


Постановление Суда


Страсбург, 18 апреля 2013 г.


По делу "Агеевы против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Изабель Берро-Лефевр, Председателя Палаты,

Мирьяны Лазаровой Трайковской,

Юлии Лафранк,

Линоса-Александра Сисилианоса,

Эрика Мёсе,

Ксении Туркович,

Дмитрия Дедова, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 26 марта 2013 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:


Процедура


1. Дело было инициировано жалобой N 7075/10, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) двумя гражданами Российской Федерации: Антоном Петровичем и Ларисой Владимировной Агеевыми (далее - заявитель и заявительница соответственно, вместе - заявители) 21 января 2010 г.

2. Интересы заявителей представляли Надежда Деева, Татьяна Черникова, Надежда Ермолаева и Фуркат Тишаев, юристы неправительственной организации Правозащитный центр "Мемориал", практикующие в Москве, и Джоанна Эванс, Филипп Лич и Билл Боуринг, юристы Европейского центра защиты прав человека, расположенного в Лондоне. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявители утверждали, что внезапное отобрание их усыновленных детей, отмена усыновления и лишение доступа к детям в течение длительного срока после отобрания являлись незаконными, непропорциональными и произвольными. Они также ссылались на нарушение права на уважение личной жизни в связи с поведением средств массовой информации и должностных лиц, которые допускали журналистов к Г., широко распространяли сведения о заявителях и их детях и сообщали преждевременную, фактически неточную и порочащую информацию о произошедшем. Заявители также жаловались на уклонение судов страны от их защиты в этой связи. Они ссылались на статьи 3, 6, 8, 13 и 14 Конвенции.

4. 27 августа 2010 г. Европейский Суд коммуни-цировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 1 статьи 29 Конвенции Европейский Суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.


Факты


I. Обстоятельства дела


5. Заявители родились в 1962 и 1963 годах соответственно, и проживают в деревне Коробово Ленинского района Московской области.


A. Предварительная информация


1. Разбирательство об усыновлении


6. Заявители женаты с 1990 года.

7. В 2000 году их 17-летний сын Р., болевший системным васкулитом, скончался. Через какое-то время супруги решили усыновить двоих детей.

8. 19 марта 2008 г. Нагатинский районный суд Москвы вынес решение об усыновлении заявителями двоих не состоящих между собой в родстве детей, мальчика A. (имя), родившегося 7 апреля., и девочки Д. (имя), родившейся 11 июня 2006 г.

9. После усыновления дети стали братом и сестрой, и их имена были изменены с А. на Г. и с Д. на П. соответственно. Их фамилия и отчества были также изменены на фамилию приемных родителей и с учетом имени приемного отца.


2. Состояние здоровья детей в момент усыновления


10. Оба ребенка были отобраны у соответствующих биологических родителей в младенчестве. В момент отобрания мальчику было полтора года, а девочке - семь месяцев. До усыновления оба ребенка проживали в различных приютах и имели небольшие задержки в развитии. У Г. отмечались задержки развития речевых и двигательных навыков, и он страдал от недостаточного ухода. Представляется, что у Г. были проблемы с передвижением, поэтому он часто падал. Вследствие этого у него отсутствовали три передних зуба. К моменту отобрания у П. отмечались незначительные сердечные отклонения, задержки психического и речевого развития.


3. Общие сведения о жизни заявителей с Г. и П. до происшествия 20 марта 2009 г.


11. После усыновления дети проживали с заявителями одной семьей в отдельном двухэтажном доме в деревне Коробово Ленинского района Московской области.

12. Условия проживания детей проверялись до усыновления, и Ленинское районное управление опеки и попечительства (далее - Ленинское районное управление) дважды посещало их дом после усыновления, в мае и сентябре 2008 года.


(a) Акт обследования жилищных условий от 21 мая 2008 г.

13. 21 мая 2008 г. сотрудницей Е. Ленинского районного управления после посещения дома заявителей был составлен акт обследования жилищных условий семьи. В акте указывалось, в частности, что дом "содержится в порядке, в комнатах имеется мебель, недавно сделан ремонт, все комнаты отделаны деревом, пол покрыт ламинированной древесиной и мягкими коврами". В акте отмечалось, что семья является благополучной в финансовом отношении, детям отведена комната площадью 20 кв. м, в которой находятся две кровати, шкаф и много игрушек. В акте не упоминались какие-либо недостатки, и содержалось заключение о том, что жилищные условия соответствуют требованиям, и в семье сложились "нормальные" отношения.

14. Акт был утвержден начальником Ленинского районного управления Ф.


(b) Акт обследования жилищных условий от 12 сентября 2008 г.

15. 12 сентября 2008 г. сотрудницей Е. Ленинского районного управления после повторного посещения дома был составлен акт обследования жилищных условий. Акт содержал заключение: "прекрасно, что жилищные условия детей и их отношения с семьей являются нормальными, и созданы хорошие условия для воспитания детей".

16. После этого посещения сотрудницей Е. также был составлен отдельный документ, в котором указывалось следующее:


"...Это нормальная семья, в которой воспитываются двое детей. За летний период они выросли, загорели. Они отдыхали с родителями на юге. Дети выглядят веселыми и оживленными. Речь П. стала более отчетливой, и Г. начал хорошо говорить, лучше формулировать и выражать свои мысли. Мальчик весьма активен, его гиперактивность вызывает озабоченность у родителей, они собираются отвести его на прием к неврологу в детский медицинский центр. П. стала спокойнее и ласковее. Дети любят слушать и рассматривать иллюстрации из книг, которые им читают родители...

...[Заявители] создали все необходимые условия для детей. Г. и П. правильно питаются, рацион их питания разнообразен и включает различные овощи и фрукты. Г. любит мясо, а П. - молочные продукты...

Дети привязаны к [своим родителям]. Семья живет в доме, расположенном в пригородной зоне, в котором дети имеют комнату площадью примерно 18 кв. м с двумя кроватями, шкафом и столом. Вся мебель соответствует их росту и возрасту. Дети по-прежнему модно и хорошо одеты. У них увеличилось количество настольных развивающих игр. [Заявительница] сопровождает детей в образовательный центр для детей в Москве. Занятия в центре проходят четыре раза в неделю. Родители очень довольны, поскольку знания и навыки, приобретенные на этих занятиях, очевидно полезны для П. и Г.".


17. Документ содержал следующее заключение:


"...Условия проживания детей в семье, а также отношения между родителями и детьми в семье являются хорошими. Дети с удовольствием общаются с родителями. Родители любят своих детей и заботятся о них".


B. Происшествие 20 марта 2009 г.


18. Вечером 20 марта 2009 г., примерно в 19.30, вся семья была дома, дети играли в доме.

19. Заявительница увидела, что Г. лежит около лестницы. У Г. текла кровь и были ожоги на лице. Она позвала заявителя, и они стали немедленно пытаться оказать Г. первую помощь, обработав раны перекисью водорода и наложив на них пластырь. Г. положили в постель.

20. Заявители утверждали, что не видели, как были получены травмы, но подозревали, что по причине мимолетного ослабления надзора Г. мог ошпариться кипятком из электрического чайника на втором этаже, а затем упасть на лестнице, когда спускался вниз.

21. Примерно в 21.00 заявители осмотрели г. и увидели, что левая сторона лица сына покраснела, пластыри отклеились, а раны на подбородке и брови вновь стали кровоточить. Заявители решили, что необходимо показать его врачу.

22. В 21.50 заявитель отвез Г. в отделение неотложной помощи детской больницы*(1) N 145 г. Москвы. Поскольку отделение было закрыто, он отвез мальчика в ожоговый центр детской больницы N 9 имени Г.Н. Сперанского Департамента здравоохранения Москвы (далее - ожоговая больница).

23. С этой даты до 27 марта 2009 г. Г. проходил лечение в больнице.

24. Первичная запись от 20 марта 2009 г. в медицинской карте г. N 2264 ожоговой больницы характеризовала состояние Г. как "серьезное". Дежурный хирург поставил следующие диагнозы:


"...Закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга? Ожог, причиненный горячей жидкостью, степени I-II-IIIA, на лице, охватывающий S = 8% поверхности тела. Кровоподтеки на голове. Множественные царапины, кровоподтеки, гематомы на теле, конечностях и половых органах различной степени зрелости. Синдром жестокого обращения с ребенком?".


25. Комплексное заключение дежурного хирурга и реаниматолога, составленное в тот же день, подтвердило вышеизложенные выводы, но площадь ожога была уменьшена до 4%.


C. Решения об отобрании от 27 и 28 марта 2009 г.


26. Утром 23 марта 2009 г. сотрудница Е. Ленинского районного управления совместно с коллегой Еф. вновь посетила дом заявителей. В составленном акте указывалось, что очередное посещение заявителей планировалось на апрель 2009 года, но в связи с происшествием 20 марта 2009 г., о котором управление узнало от милиции 23 марта 2009 г., было решено посетить заявителей немедленно. Относительно происшествия в акте было указано:


"...Г. находится в больнице, поскольку, как утверждают родители, 20 марта 2009 г. он облился кипятком из чайника, в панике споткнулся и упал с лестницы. [Заявитель] доставил мальчика в [больницу]. [Заявительница] во время посещения находилась в состоянии шока, с трудом говорила и постоянно плакала. Младший ребенок П. все время находилась поблизости и не отходила от матери ни на секунду".


27. В акте также указывалось, что семья будет часто посещаться и проверяться и что сведения о происшествии должны быть переданы в муниципальный орган, ответственный за усыновление.

28. 27 марта 2009 г. по требованию заявителей Г. был выписан из ожоговой больницы и привезен домой.

29. В тот же день руководитель отдела опеки и попечительства района Гольяново (далее - Гольяновский районный отдел) вынес решения об отобрании г. и П. в связи с "непосредственной угрозой их жизни и здоровью".

30. Представляется, что 27 марта 2009 г. должностные лица Гольяновского районного отдела М., С. и Ф. посетили дом заявителей. Составленный по результатам посещения акт указывал, что в связи с происшествием 20 марта 2009 г. и возбуждением уголовного дела по этому поводу, а также в связи с освещением дела в средствах массовой информации решено посетить семью заявителей и рассмотреть вопрос об отобрании детей на время расследования. Далее в акте указывалось следующее:


"...Из бесед с детьми следует, что родители их любят, дети выглядят опрятными и чистыми. Во время посещения дети играли и выглядели довольными, затем они смотрели сказку, ласково обнимали и целовали свою мать...

Поскольку отсутствует непосредственная угроза жизни и здоровью детей, дети спали, семья остается под внимательным надзором [Гольяновского районного отдела], и ввиду продолжения расследования, мы не считаем необходимым отбирать детей, и рассмотрение этого вопроса должно быть отложено до рассмотрения уголовного дела".


31. Представляется, что на основании выводов вышеупомянутого акта 28 марта 2009 г. решения об отобрании были отменены начальником Гольяновского районного отдела.

32. Письмом от той же даты заместитель начальника Главного управления внутренних дел по Московской области К. сообщил начальнику Гольяновского районного отдела о происшествии 20 марта 2009 г. и указал:


"С целью избежания оказания на Г. давления со стороны родителей и причинения ему физического или психического вреда прошу Вас рассмотреть вопрос о возможности удаления Г. из условий, представляющих угрозу для его жизни и здоровья, до разрешения [этого уголовного разбирательства]".


33. Кроме того, 28 марта 2009 г. другие должностные лица Гольяновского районного отдела Г., З. и Е. составили следующий акт:


"...По результатам обследования жилищных и бытовых условий семьи заявителей, посещений должностных лиц [отдела] в период с 23 по 28 марта 2009 г. и просмотра предоставленных семьей видеоматериалов о жизни родителей и детей, а также систематических бесед с [заявителями] можно установить следующее.

В настоящее время, несмотря на неоднократные рекомендации должностных лиц отдела, лестница, соединяющая первый и второй этажи, не приведена в безопасное состояние (со слов [заявителей], именно на этой лестнице г. получил серьезные травмы, когда он упал с нее). Ранее существовавший механизм безопасности был демонтирован до нового года.

Получение малолетним ребенком г. травм 20 марта 2009 г. произошло не впервые. Серьезные падения ребенка происходили и ранее, как можно видеть из видеоматериалов семейного архива, что подтвердили родители.

С учетом вышеизложенного, а также возбуждения уголовного дела... и факта причинения данных травм мы полагаем, что родители не исполнили требования о безопасности жизни и здоровья малолетних и не следили достаточно внимательно за детьми, которые подвержены травмам в силу высокой активности и подвижности.

Таким образом, имеются основания для отобрания [детей] у их родителей".


34. Поздно вечером 28 марта 2009 г. сотрудником Ф. Гольяновского районного отдела были вынесены соответствующие решения об отобрании в отношении Г. и П. в связи с наличием "непосредственной угрозы их жизни и здоровью".

35. 29 марта, примерно в 21.00, состоялось отобрание обоих детей, которые были доставлены в Видновскую районную больницу.

36. 31 марта 2009 г. дети были увезены из Видновской районной больницы и помещены в Морозовскую городскую детскую больницу.


D. Судебное разбирательство по поводу решений об отобрании


37. 10 апреля 2009 г. заявители обжаловали решения об отобрании. Они утверждали, что власти действовали незаконно и что решения в целом являлись необоснованными и несоразмерными. Заявители указывали, что власти отказали им в возможности видеться с детьми.

38. 24 апреля 2009 г. Гольяновский районный отдел провел дополнительное обследование условий проживания семьи заявителей.

39. 27 апреля 2009 г. Гольяновский районный отдел представил отзыв на жалобу заявителей.

40. 28 апреля 2009 г. Видновский районный суд Московской области (далее - Видновский районный суд) провел слушание по делу и отклонил жалобу заявителей на решения об отобрании по следующим основаниям:


"...Рассмотрев объяснения участников разбирательства, изучив показания свидетелей и материалы дела, суд находит, что требования [заявителей] являются необоснованными по следующим причинам.

В соответствии с частью 1 статьи 77 Семейного кодекса в случае непосредственной угрозы жизни и здоровью ребенка [орган] вправе немедленно отобрать ребенка у родителей по решению муниципального органа*(2)...

Принимая во внимание полученные доказательства, суд придерживается мнения о том, что имелись основания для отобрания по причине непосредственной угрозы их жизни и здоровью. На дату вынесения оспариваемого решения об отобрании [данные] лестничные ступеньки все еще не были приведены в безопасное состояние, несмотря на неоднократные предупреждения. В отношении [заявительницы] возбуждено уголовное дело... производятся следственные действия. С учетом этой ситуации, наличия серьезных травм у Г. и уклонения от обеспечения безопасности опасных предметов [орган] имел основания для вынесения решения об отобрании...".


41. 21 июля 2009 г., рассмотрев жалобу заявителей, Московский областной суд оставил решение от 28 апреля 2009 г. без изменения, в основном согласившись с выводами суда первой инстанции.


E. Судебное разбирательство об отмене усыновления


42. 1 апреля 2009 г. Гольяновский районный отдел возбудил судебное разбирательство об отмене усыновления Г. и П. в Преображенском районном суде Москвы.

43. 15 и 27 мая 2009 г. Преображенский районный суд провел слушания по делу.

44. 17 июня 2009 г. Преображенский районный суд вынес решение, которым отменил усыновление. Суд указал следующее:


"...28 марта 2009 г. [отдел] провел обследование дома заявителей, включавшее просмотр видеоматериалов, демонстрирующих эпизоды жизни родителей и детей, и в результате длительных бесед с заявителями было установлено, что безопасность [данной] лестницы не была обеспечена, тогда как травма, причиненная 20 марта 2009 г. Г., не была необычным явлением, поскольку серьезные падения происходили и раньше.

[Заявители] не отрицали факта падения г. с собачьей конуры (в феврале 2009 года), который имел место до происшествия 20 марта 2009 г.

28 марта 2009 г. [Г. и П.] были отобраны из [семьи заявителей] в связи со сложившейся ситуацией в семье, которая порождала угрозу жизни и здоровью детей, а также в связи с возбуждением уголовного дела...

30 марта 2009 г. Видновская районная больница составила заключение обследования детей, из которого можно видеть, что П. прибыла в больницу в удовлетворительном состоянии, но у нее отмечались мокрый кашель, застойный зев, затрудненное дыхание, удлиненный выдох, хрипы... диагноз "обструктивный бронхит". В то же время до отобрания ребенок не наблюдался у педиатра, так как [заявители] не регистрировали ребенка в больнице, в связи с чем она не осматривалась педиатром.

Обследование Г. показало, что его состояние является удовлетворительным, у него наблюдаются последствия черепномозговой травмы, а также ожога лица и кожи головы.

В рамках уголовного дела, возбужденного 22 апреля 2009 г., [заявительница] обвиняется в преступлениях, предусмотренных подпунктом "г" части 2 статьи 117 и статьи 156 Уголовного кодекса, а [заявитель] обвиняется в соответствии со статьей 156 Уголовного кодекса.

31 марта 2009 г. дети Г. и П. были помещены в Морозовскую городскую детскую клиническую больницу для медицинского обследования и лечения после перевода из Видновской районной больницы Московской области. Г. был госпитализирован в Морозовскую больницу в состоянии средней тяжести.

В момент госпитализации... Г. были поставлены диагнозы: "синдром гиперактивности с дефицитом внимания, кровоподтеки на левой лобной кости и царапины на теле и конечностях, баланит, грыжа пупка, себорейный дерматит". Из медицинской карты также следует, что, помимо вышеупомянутого, у Г. также были диагностированы "задержка развития, острый ринофарингит, функциональная кардиопатия, острый панкреатит, дискинезия желчевыводящих путей, легкая изометропическая миопия, острая аллергическая реакция (пищевая) и обструкция аденоидов первой степени".

При госпитализации... П. были поставлены диагнозы: "минимальная мозговая дисфункция, острый ринофарингит, функциональная кардиопатия, реактивный панкреатит, дискинезия желчевыводящих путей, слабая дальнозоркость, острая аллергическая реакция (пищевая)". При госпитализации состояние средней тяжести.

Вышеупомянутый диагноз подтверждает, что [заявители] не обращали достаточного внимания на здоровье детей, не принимали своевременных мер для их лечения и даже не зарегистрировали их в местной поликлинике...

Кроме того, как установил суд и как можно видеть из объяснений [заявителей], они не склонны к обращению в [местную] поликлинику и предпочитают самолечение, в том числе и для своих детей, а также бесконтрольное лечение холодной водой, которое, как считают [отдел], прокурор и суд, явно не отвечает интересам детей и действительно создает угрозу для жизни и здоровья детей, находящихся в этой [семье], в отсутствие доступа к необходимой медицинской помощи. Хотя во время [усыновления] им были выданы рекомендации относительно обязательного наблюдения каждого ребенка соответствующими врачами, включая педиатра.

Из того факта, что [заявители] водили своих детей на прием к неврологу, ортопеду и стоматологу, не следует, что они надлежащим образом заботились о здоровье детей, поскольку обследования в Видновской и Морозовской больницах показали, что дети нуждаются в медицинском лечении и внимании со стороны [заявителей], но [заявители] не приняли таких мер.

[Семья заявителей] не изыскала возможности для получения свидетельств медицинского страхования, страховое свидетельство было получено лишь 10 декабря 2008 г. в отношении П. и 18 марта 2009 г. в отношении Г. Это также подтверждает их ненадлежащее отношение к здоровью детей, и именно это отношение не обеспечивает защиту здоровья детей и создает угрозу здоровью и жизни детей...

...Согласно статье 141 Семейного кодекса усыновление может быть отменено в случаях, если усыновители уклоняются от выполнения возложенных на них обязанностей родителей, злоупотребляют родительскими правами, жестоко обращаются с усыновленным ребенком, являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией.

Суд вправе отменить усыновление ребенка и по другим основаниям исходя из интересов ребенка и с учетом мнения ребенка.

Суд полагает, что в настоящем деле имеются основания для отмены усыновления, так как [заявители] ненадлежащим образом относятся к здоровью и безопасности детей, что создавало и создает опасность для жизни и здоровья детей, включая, в частности, уклонение от обеспечения детей необходимой медицинской помощью, в которой они, как установлено судом, нуждались. Беспечное отношение [заявителей] к здоровью и безопасности детей, сильная склонность [заявителей] к самолечению создают опасность для жизни и здоровья детей, и, следовательно, отмена усыновления отвечает интересам [детей].

Тот факт, что [заявители] предоставили положительные характеристики, в том числе со стороны свидетелей, допрошенных судом во время рассмотрения дела, и что они имеют некоторые сбережения и имущество, хотя и являются безработными, а также тот факт, что они желают продолжать воспитывать детей, не может служить основанием для отказа в удовлетворении заявления, поскольку требования доказаны, и [заявление] подано исключительно в интересах детей.

Показания свидетелей [все из которых дали положительные характеристики заявителям]... не могут быть приняты во внимание судом в целях отклонения заявления, так как эти свидетели не присутствовали при происшествии 20 марта 2009 г., тогда как эти события создают угрозу для безопасности детей, их жизни и здоровья и делают невозможным нахождение детей в семье [заявителей].

Рассмотрев предоставленные доказательства... и приняв во внимание мнение [отдела] о необходимости отмены усыновления детей, с учетом ненадлежащего отношения [заявителей] к здоровью и безопасности детей, суд находит, что заявление подлежит удовлетворению в полном объеме, поскольку это отвечает интересам детей, которые в будущем смогут поселиться в другой семье, которая будет о них надлежащим образом заботиться и обеспечивать им безопасные условия для их жизни и развития и будет надлежащим образом заботиться об их жизни и развитии...".


45. В дополнение к отмене усыновления суд обязал удалить из официальной базы данных сведения о родительских отношениях между заявителями и Г. и П.

46. 22 июня 2009 г. Преображенский районный суд изготовил мотивированное решение.

47. 13 августа 2009 г. Московский областной суд*(3), рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения.


F. Уголовное разбирательство против заявителей


48. 26 марта 2009 г. Главное управление внутренних дел по Московской области (далее - следственный орган) возбудило уголовное дело против заявителей в связи с происшествием 20 марта 2009 г.

49. 28 марта 2009 г. Г. был осмотрен в государственном институте судебно-медицинской экспертизы*(4) в Видном Московской области.

50. С 13 мая по 8 июля 2009 г. Г. также обследовался в Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Московской области. Комиссия состояла из восьми врачей различных специальностей, включая педиатров.

51. На основе полученных доказательств 23 ноября 2009 г. следственный орган возбудил уголовное дело против заявительницы. Она обвинялась в соответствии со статьей 156 (неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего), пунктом "г" части 2 статьи 117 (причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев в отношении несовершеннолетнего), пунктом "в" части 2 статьи 112 (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью в отношении лица, находящегося в беспомощном состоянии) и статьей 125 (заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству) Уголовного кодекса России. Обвинения были также предъявлены заявителю. Он обвинялся в связи с тем же происшествием в соответствии со статьями 156 и 125 Уголовного кодекса. Г. был признан потерпевшим по уголовному делу, его интересы представлял сотрудник Ленинского районного управления.

52. Во время заседания 29 марта 2010 г. суд первой инстанции заслушал свидетеля Прод., главного врача ожоговой больницы. Он, в частности, сообщил, что пресса была "допущена по приказу кого-то из Департамента здравоохранения Москвы, чтобы "разрешать ее [по его] усмотрению"...".

53. Во время перекрестного допроса в ту же дату свидетельница Дав., детский хирург той же больницы, признала, что фотографии, распространенные в средствах массовой информации, были сделаны ее личным фотоаппаратом, но что их сделала не она, а кто-то еще. На вопрос о том, является ли обычной практикой фотографирование больных, она ответила: "Мне ничего неизвестно о такой практике, я сделала это только один с раз с разрешения пациента...".

54. Она также сообщила: "...во время медицинского осмотра я спросила у отца, что случилось и откуда взялись травмы, на что отец... ответил, что мальчик ошпарился кипятком из чайника и упал со ступенек, ведущих со второго этажа на первый. Затем отец вышел [из помещения], и я задала [тот же вопрос] ребенку. Мальчик ответил, что его мать толкнула, и в этот момент вернулся отец и, по-видимому, подслушав наш разговор, сказал, что ребенок теперь будет "рассказывать истории". Поскольку у ребенка были выявлены травмы, полученные в разное время, я предложила дежурной медсестре... [сообщить о случае в милицию]...".

55. В тот же день во время перекрестного допроса в суде первой инстанции свидетель Гор., заведующий отделением микрохирургии той же больницы, признал, что фотография, опубликованная средствами массовой информации, была сделана им, что фотографии были сделаны им для профессиональных целей и он передал их врачу Пен. Он также рассказал, что Г. или его родители не давали согласия на фотографирование, которое не являлось обычной практикой, и что фотографии были сделаны, поскольку "милиция была уведомлена [о деле]".

56. Врач Пен., заведующий третьим отделением травматологии, был допрошен в качестве свидетеля в тот же день. Он дал следующие показания:


"Вопрос: Поясните по поводу фотографий Г., как вы их передали и кому?


Ответ: Поскольку ребенок находился в моем отделении, они находились здесь. Затем пришел Гер., предъявил удостоверение помощника [известного депутата российской Государственной Думы] и весьма серьезно потребовал от меня изготовления копий для него. Я помнил, что обязан слушаться. Затем Гер. подошел к моему компьютеру и отправил с него фотографии по электронной почте на свой адрес.


Вопрос: Вы установили его личность?


Ответ: Он предъявил свое удостоверение.


Вопрос: Он показывал вам письменный запрос информации?


Ответ: Нет...


Вопрос: Какова цель этих фотографий?


Ответ: Они не представляли для меня ценности. У Г. были ожоги третьей степени, довольно редкие. Они проходят сами по себе. Обычно ожоги являются глубокими, и требуется больше времени для выздоровления...


Вопрос: Вас уволили [после происшествия]?


Ответ: Да, но не из-за фотографий, а из-за того, что пресса была допущена в отделение.


Вопрос: Вы сделали это [разрешили допустить прессу]?


Ответ: Нет, это был приказ моего руководства...".


57. Свидетель Леб., врач неотложной помощи, был допрошен в суде в тот же день и сообщил, что именно он сделал в медицинской карте запись о том, что отец Г. сказал ему, что Г. был подвергнут жестокому обращению со стороны своей пьяной матери. Он признал, что эта информация была ложной, что заявитель никогда не говорил ему этого и он не имел оснований для такого мнения, и сделал эту запись "чисто эмоционально".

58. 15 ноября 2010 г. Видновский районный суд Московской области рассмотрел уголовное дело заявителей и вынес приговор. Заявитель был оправдан по обвинению в соответствии со статьей 156 Уголовного кодекса, и прокуратура отказалась от обвинения в соответствии со статьей 125 Уголовного кодекса. Заявительница была признана виновной на основании статей 156 (неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего) и 115 (умышленное причинение легкого вреда здоровью) Уголовного кодекса. Она была приговорена по совокупности преступлений к одному году и восьми месяцам исправительных работ, что означало, что в этот период заявительница должна была выплачивать 15% заработка государству. Что касается других обвинений, заявительница была либо оправдана, либо обвинения с нее были сняты.

59. Заявительница и законные представители г. обжаловали приговор. Они не согласились с выводами суда и полагали, что заявительница должна быть полностью оправдана.

60. Прокуратура также обжаловала приговор, настаивая на виновности заявителей, и требовала отмены приговора в части их оправдания.

61. 17 февраля 2011 г. Московский областной суд рассмотрел и отклонил жалобы сторон и оставил приговор от 5 марта 2010 г. без изменения.


G. Освещение дела в прессе и разбирательство о клевете


1. Версия заявителей


62. Заявители утверждали, что во время нахождения Г. в ожоговой больнице с 20 по 27 марта 2009 г. больничная администрация несколько раз допускала третьих лиц, включая журналистов, фотографов и различные публичные фигуры в палату Г. Этим лицам разрешалось задавать вопросы Г., фотографировать его и его травмы. В числе допущенных к Г. больничной администрацией был некто Гер., помощник известного депутата российской Государственной Думы.

63. Заявители не были уведомлены об этих посещениях, опросах и фотографировании, не говоря уже о получении их разрешения.

64. 24 марта 2009 г. несколько национальных средств массовой информации, принадлежащих к одной медиагруппе и включающих газеты "Жизнь" и "Твой день", начали публиковать материал о деле Г. и его приемных родителей, включавший их полные имена и фотографии. Как утверждают заявители, материал сопровождался фотографиями Г. из ожоговой больницы, и в нем высказывалось предположение о том, что травмы Г. были причинены вследствие жестокого обращения с ним со стороны родителей. Газеты также узнали из неустановленных источников о том, что Г. усыновлен, и сразу же обнародовали эту информацию.

65. Впоследствии различные национальные медиаисточники последовали их примеру, опубликовав статьи под следующими названиями: "Мать с дьявольским сердцем", "Меня избила мама", "Мамочка избивала меня раскаленным чайником с кипятком", "Мамаше-извергу грозит тюрьма за жестокое обращение с ребенком", "Мать пытала приемного", "Мама из гестапо" и так далее.

66. 30 марта 2009 г. дело заявителей обсуждалось в Общественной палате Российской Федерации.

67. 16 апреля 2009 г. общероссийский телевизионный канал "Первый" транслировал передачу "Пусть говорят", полностью посвященную делу заявителей, в которой выступили различные лица, включая публичных фигур, комментировавшие и строившие предположения о том, что случилось с Г. и что являлось бы адекватной реакцией государства в этой связи. Гер. был приглашен в качестве гостя и заявил следующее:


"...Ребенок был госпитализирован с так называемой множественной травмой. Это означает, что травмы не были единичными, а были множественными, включая ожог лица, сильные побои и кровоподтеки половых органов. И врачи дали ясную оценку этим действиям. Они говорят, что ребенок поступил в бессознательном состоянии, что означает, что он не мог переносить боль, которую ему причинили дома. И он находился дома в таком состоянии не один день. Родители отправили его в больницу не для того, чтобы наложить шов на лицо, а потому что он почти умирал. Это прямо подтверждено врачами...".


68. Это заявление сопровождалось двумя фотографиями и видеозаписью Г., которые сделала бригада телеканала во время нахождения Г. в больнице. Видеозапись позволяет заключить, что медиабригада имела прямой доступ к Г. во время съемки. В программе Гер. публично демонстрировал фотографии Г., полученные от врачей ожоговой больницы.

69. 17 октября 2009 г. канал НТВ показал видеозапись Г. из ожоговой больницы в своей программе "Максимум". Медиабригада имела прямой контакт с Г. и, в частности, могла задавать ему вопросы относительно обстоятельств происшествия.


2. Версия властей Российской Федерации


70. Власти Российской Федерации утверждали, что ожоговая больница не ведет журналов посещений третьих лиц, но что такие посещения третьих лиц допускаются действующими правилами. Власти Российской Федерации признали, что утверждения заявителей относительно несанкционированного доступа третьих лиц к Г., несанкционированного фотографирования Г. и публикации этих фотографий соответствуют действительности. Они предоставили следующее описание событий.

71. 23 марта 2009 г. сотрудник милиции явился для беседы с врачом и больничной администрацией. Он не был допущен к Г.

72. 25 марта 2009 г. с разрешения Департамента здравоохранения Москвы и больничной администрации четыре съемочные группы ведущих российских телевизионных каналов ("Первый", "Вести", НТВ и ТНТ) были допущены в соответствующее отделение, но не были допущены к Г., поэтому осуществляли съемки в коридоре.

73. 26 марта 2009 г. заведующий соответствующим отделением больницы получил устный запрос от Гер., желавшего собрать сведения о ребенке. Гер. не был допущен к ребенку, но получил электронные копии фотографий г. с травмами в больничной обстановке. Как утверждали власти Российской Федерации, фотографии не предназначались для обнародования, а были сделаны врачом для профессиональных целей.

74. Власти Российской Федерации также утверждали, что 31 марта 2009 г. Пресненская межрайонная прокуратура Москвы внесла официальное представление ожоговой больнице в связи с доступом средств массовой информации в больницу. Это представление повлекло принятие решения об увольнении заведующего отделением Пен. и выговоре заместителю главного врача больницы. Власти Российской Федерации отрицали, что утечки относительно усыновленного статуса ребенка происходили от врачей этой больницы.


3. Попытки заявителей возбудить разбирательство в связи с этими событиями


(a) Попытки заявителей возбудить уголовное дело в связи с нарушением тайны усыновления и вмешательством в личную жизнь

75. 5 ноября 2009 г. заявители обратились в следственные органы о возбуждении уголовного дела в связи с нарушением тайны усыновления детей в соответствии со статьей 155 Уголовного кодекса.

76. Представляется, что это обращение первоначально было объединено с уголовным разбирательством по поводу предполагаемого жестокого обращения с Г. В постановлении от 23 ноября 2009 г. следственный орган упомянул нарушение тайны усыновления Г. Обсуждение этого вопроса, по-видимому, первоначально не вылилось в обособленное расследование. Заявители не были уведомлены о постановлении.

77. В обращении от 25 ноября 2009 г. заявители также просили следственный орган, в частности, расследовать действия больничной администрации, которая разрешила доступ к Г. различным третьим лицам, что повлекло предположительно навязчивое освещение этого дела в прессе. Ответ на это обращение, по-видимому, не поступил.

78. 12 декабря 2010 г. следственный орган Ленинского районного отдела внутренних дел Московской области начал отдельное расследование по поводу нарушения тайны усыновления Г.

79. 15 декабря 2010 г. заявители были признаны потерпевшими и впоследствии допрошены.

80. 28 января 2011 г. производство по уголовному делу было приостановлено за отсутствием подозреваемых. По-видимому, следствие не принимало мер для установления подозреваемых по делу или допроса журналистов или редакторов средств массовой информации, которые обнародовали соответствующие сведения.

81. 1 февраля 2011 г. постановление о приостановлении производства было отменено заместителем Видновской городской прокуратуры, поскольку "не все возможные следственные действия были произведены".

82. Расследование, по-видимому, продолжается до сих пор.


(b) Гражданское разбирательство против Гер.

83. 13 июля 2009 г. заявители попытались возбудить разбирательство о защите чести и достоинства против Гер., газеты "Твой день" и канала "Первый" в Останкинском районном суде Москвы в связи с высказываниями Гер. по поводу того, что он контактировал с Г. в больнице и что мальчик был сильно избит и находился при смерти.

84. Представляется, что дело было позднее передано в Люблинский районный суд Москвы, поскольку точное место жительства Гер. не могло быть установлено. Останкинский районный суд принял некоторые меры по розыску и вызову Гер. в суд. В частности, суд направил ряд запросов, в том числе, в российскую Государственную Думу и Федеральную миграционную службу. Эти меры не дали результаты, так как Гер. являлся добровольным, а не оплачиваемым работником, поэтому Государственная Дума не имела сведений о его местонахождении.

85. 14 июля 2010 г. заявители отозвали свой иск из-за невозможности установления и вызова Гер., которого они считали основным ответчиком по делу.


(c) Гражданское разбирательство против ООО "Ньюс Медиа-Рус"

86. Заявительница возбудила гражданское разбирательство о защите чести, достоинства и репутации против ООО "Ньюс Медиа-Рус", издателя газеты "Твой день". В иске оспаривались следующие четыре статьи, опубликованные в этой газеты, и выдвигалось требование об их официальном опровержении:

(a) в N 62 от 25 марта 2009 г., на первой полосе, была помещена фотография заявительницы с комментарием: "Мама с сердцем дьявола". Слева от фотографии был еще один комментарий: "Четырехлетний Глеб А. из "элитного" поселка в Московской области, серьезно избит своей пьяной приемной матерью". Далее следовала ссылка на статью журналистов А.С. и О.Л., опубликованную на четвертой и пятой страницах того же номера. Статья была озаглавлена "Меня избила мама". В ней говорилось: "Мальчика избила и ошпарила приемная мать, [которая находилась] в состоянии алкогольного опьянения (как сообщил его отец)...", и имелись следующие дополнительные подзаголовки "Пьяная мать калечит своего приемного ребенка", "Месяцы унижения четырехлетнего Г.";

(b) в N 63 от 26 марта 2009 г., на первой полосе, была помещена фотография заявительницы с комментарием: "Мамаше-извергу грозит тюрьма за жестокое обращение с ребенком". Слева от фотографии и на четвертой и пятой страницах газеты сообщалось, что "...врачи дали официальное заключение, что ребенок, попавший в ожоговую больницу 20 марта, был избит приемной матерью". На первой полосе имелся заголовок "Мама избила меня раскаленным чайником". Заголовок над статьей гласил: "Мать пытала своего приемного четырехлетнего сына раскаленным чайником". Над фотографией заявительницы находился заголовок "Мама из гестапо";

(c) в N 69 от 2 апреля 2009 г., на четвертой и пятой страницах, размещалась статья под заголовком "Расплата за мучения ангела". В статье говорилось, что "во вторник ее [заявительницу] отвезли в психиатрическую клинику N 24 в Видном". В ней также сообщалось: "Экспертиза показала специалистам, что [она] в здравом уме: женщина могла ясно, полно и доступно отвечать на все вопросы, и экспертиза ее тестовых рисунков не выявила признаков серьезных отклонений. Однако, как говорят врачи, [она] длительное время принимала сильнодействующие психотропные вещества. Приемная мать направлена на дополнительное обследование, она должна сдать анализы крови на наркотики и психотропные вещества";

(d) в номере от 6 апреля 2009 г. статья о деле заявителей упоминала, что у Г. имелись "глубокие кровавые ссадины, причиненные человеческими ногтями".

87. Савеловский районный суд Москвы рассмотрел дело 4 марта 2010 г. Суд отметил, что распространение сведений, перечисленных заявительницей, не оспаривается, и предложил ответчику доказать соответствие действительности данных публикаций. Затем он рассмотрел доказательства, предоставленные ответчиками, для установления правдивости материалов. В частности, суд заслушал Кор., одного из врачей, лечивших Г., который описал состояние Г. в момент госпитализации и повторил версию событий, услышанную им от заявителя. Кор. также сообщил, что Г. в какой-то момент упомянул, что мать ударила его чайником. Суд также исследовал запись в медицинском реестре бригады "скорой помощи", сделанную врачом Леб., в которой указывалось, что, по сведениям отца, Г. избила и ошпарила приемная мать, находившаяся в состоянии алкогольного опьянения, побои произошли в 20.00. Суд также рассмотрел различные фотографии Г. с травмами и заслушал Сиб., медсестру, которая в тот момент сопровождала врача Леб. Наконец, суд отказался привлечь заявителя в качестве свидетеля, но исследовал медицинскую карту заявительницы из психиатрической больницы N 24, в которой подтверждалось, что заявительница находилась в этой клинике с диагнозом, упомянутым в газете, и ей, в частности, было предложено сдать дополнительные анализы крови для тестов на наркотики и психотропные вещества.

88. В целом суд заключил, что фактическая информация, содержавшаяся в оспариваемых материалах по поводу дела Г., являлась правдивой и что медицинские данные о нахождении заявительницы в клинике N 24 также соответствовали действительности и не могли рассматриваться как вредящие каким-либо образом ее репутации. Суд также отклонил как недоказанные утверждения заявительницы о том, что фотографии Г. были сильно ретушированы ответчиком для создания драматического эффекта. Что касается комментариев по поводу роли заявительницы в причинении травм Г., суд решил, что они составляют оценочные суждения, не подлежащие доказыванию в суде. На основании вышеизложенного суд отклонил иск заявительницы как необоснованный. Суд не рассматривал доводы заявительницы по поводу нарушения ее права на презумпцию невиновности вследствие преждевременных рассуждений относительно характера и степени ее ответственности за травмы Г.

89. 10 июня 2010 г. Московский областной суд отклонил жалобу заявительницы на решение суда первой инстанции от 4 марта 2010 г. без рассмотрения ее доводов.


H. Доступ заявителей к Г. и П. после их отобрания


90. 31 марта 2009 г. Г. и П. были переданы на попечение различных органов Москвы и через некоторое время помещены в государственное образовательное учреждение "Социальный приют для детей и подростков" Департамента семейной и молодежной политики Москвы (далее - детский дом). Они остаются там до настоящего времени.

91. По-видимому, заявители не имели доступа к Г. или П. с 31 марта 2009 г. по 3 июня 2010 г. Представляется, что с 29 апреля 2009 г. по 19 мая 2010 г. заявителям было разрешено оставлять продукты и подарки для детей в детском доме. 3 июня 2010 г. детский дом удовлетворил просьбу заявителей о разрешении на свидания. После этого заявители имели регулярные еженедельные свидания с обоими детьми.

92. 22 февраля 2011 г. адвокат заявительницы беседовал с Жм., педагогом детского дома, и получил подтверждение, что дети думают о родителях и не забывают их, хотят вернуться в их семью, и было бы лучше вернуть детей родителям.

93. В беседе, состоявшейся в тот же день, директор детского дома Алб. заявил, что согласен с позицией Жм. и также полагает, что состояние детей сильно улучшилось и для них было бы лучше вернуться к родителям.


I. Попытки заявителей добиться пересмотра решения от 17 июня 2009 г.


1. Разбирательство по пересмотру дела по вновь открывшимся обстоятельствам


94. 11 марта 2011 г. заявитель подал в Преображенский районный суд заявление о возобновлении разбирательства об отмене усыновления в связи с его недавним оправданием и восстановлении его утраченных прав. Он просил суд признать его отцом детей и возвратить их ему.

95. 17 марта 2011 г. детский дом также подал в Преображенский районный суд заявление о возобновлении разбирательства об отмене усыновления в интересах детей и с целью восстановления семьи.

96. Заявление заявителя поддержал муниципалитет района Гольяново, который теперь считал, что Г. и П. было бы лучше вернуться к своим бывшим приемным родителям.

97. Определением от 21 июня 2011 г. Преображенский районный суд рассмотрел заявление детского дома и отказал в его принятии в связи с отсутствием права на обращение в суд. Суд заключил, что, поскольку детский дом не являлся стороной первоначального разбирательства, он не вправе требовать пересмотра решения от 17 июня 2009 г.

98. Определением от 22 июня 2011 г. Преображенский районный суд рассмотрел и отклонил требование заявителя. Суд решил, что обстоятельства, на которые ссылался заявитель, не могут считаться вновь открывшимися в значении применимого национального законодательства.


2. Разбирательство о восстановлении усыновления


99. 12 июля 2011 г. заявитель обратился по вопросу восстановления усыновления в Преображенский районный суд. В связи с тем, что национальное законодательство не содержало норм, предусматривающих восстановление усыновления с участием приемных родителей, лишенных родительских прав, заявитель просил суд применить по аналогии к его делу нормы, относящиеся к биологическим родителям, которые допускали восстановление родительских прав в случае их ограничения или лишения.

100. Это заявление поддержал Гольяновский районный отдел, который считал, что возвращение Г. и П. в семью заявителей отвечало интересам детей.

101. Определением от 9 августа 2011 г. Преображенский районный суд рассмотрел и отклонил обращение заявителя. Суд нашел, что применение закона по аналогии в таких делах невозможно.

102. Это определение было рассмотрено Московским городским судом 20 февраля 2012 г. Суд решил, что национальное законодательство не предусматривает возможности восстановления усыновления после его отмены, и согласился с судом первой инстанции в том, что законодательство о биологических родителях неприменимо к приемным родителям по аналогии.


II. Применимое национальное законодательство и практика


A. Конституция Российской Федерации*(5)


"...Статья 23

1. Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени...


Статья 29

1. Каждому гарантируется свобода мысли и слова...

4. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Перечень сведений, составляющих государственную тайну, определяется федеральным законом.

5. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается...".


B. Семейный кодекс Российской Федерации


"...Статья 56. Право ребенка на защиту


"1. Ребенок имеет право на защиту своих прав и законных интересов.

Защита прав и законных интересов ребенка осуществляется родителями (лицами, их заменяющими), а в случаях, предусмотренных настоящим Кодексом, органом опеки и попечительства, прокурором и судом...

2. Ребенок имеет право на защиту от злоупотреблений со стороны родителей (лиц, их заменяющих).

При нарушении прав и законных интересов ребенка, в том числе при невыполнении или при ненадлежащем выполнении родителями (одним из них) обязанностей по воспитанию, образованию ребенка либо при злоупотреблении родительскими правами, ребенок вправе самостоятельно обращаться за их защитой в орган опеки и попечительства, а по достижении возраста четырнадцати лет в суд.

3. Должностные лица организаций и иные граждане, которым станет известно об угрозе жизни или здоровью ребенка, о нарушении его прав и законных интересов, обязаны сообщить об этом в орган опеки и попечительства по месту фактического нахождения ребенка. При получении таких сведений орган опеки и попечительства обязан принять необходимые меры по защите прав и законных интересов ребенка...


Статья 73. Ограничение родительских прав

1. Суд может с учетом интересов ребенка принять решение об отобрании ребенка у родителей (одного из них) без лишения их родительских прав (ограничении родительских прав).

2. Ограничение родительских прав допускается, если оставление ребенка с родителями (одним из них) опасно для ребенка по обстоятельствам, от родителей (одного из них) не зависящим (психическое расстройство или иное хроническое заболевание, стечение тяжелых обстоятельств и другие).

Ограничение родительских прав допускается также в случаях, если оставление ребенка с родителями (одним из них) вследствие их поведения является опасным для ребенка, но не установлены достаточные основания для лишения родителей (одного из них) родительских прав. Если родители (один из них) не изменят своего поведения, орган опеки и попечительства по истечении шести месяцев после вынесения судом решения об ограничении родительских прав обязан предъявить иск о лишении родительских прав. В интересах ребенка орган опеки и попечительства вправе предъявить иск о лишении родителей (одного из них) родительских прав до истечения этого срока...


Статья 74. Последствия ограничения родительских прав

1. Родители, родительские права которых ограничены судом, утрачивают право на личное воспитание ребенка, а также право на льготы и государственные пособия, установленные для граждан, имеющих детей.

2. Ограничение родительских прав не освобождает родителей от обязанности по содержанию ребенка.

3. Ребенок, в отношении которого родители (один из них) ограничены в родительских правах, сохраняет право собственности на жилое помещение или право пользования жилым помещением, а также сохраняет имущественные права, основанные на факте родства с родителями и другими родственниками, в том числе право на получение наследства.

4. В случае ограничения родительских прав обоих родителей ребенок передается на попечение органа опеки и попечительства.


Статья 75. Контакты ребенка с родителями, родительские права которых ограничены судом

Родителям, родительские права которых ограничены судом, могут быть разрешены контакты с ребенком, если это не оказывает на ребенка вредного влияния. Контакты родителей с ребенком допускаются с согласия органа опеки и попечительства либо с согласия опекуна (попечителя), приемных родителей ребенка или администрации организации, в котором находится ребенок.


Статья 76. Отмена ограничения родительских прав

1. Если основания, в силу которых родители (один из них) были ограничены в родительских правах, отпали, суд по иску родителей (одного из них) может вынести решение о возвращении ребенка родителям (одному из них) и об отмене ограничений, предусмотренных статьей 74 настоящего Кодекса.

2. Суд с учетом мнения ребенка вправе отказать в удовлетворении иска, если возвращение ребенка родителям (одному из них) противоречит его интересам.


Статья 77. Отобрание ребенка при непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью

1. При непосредственной угрозе жизни ребенка или его здоровью орган опеки и попечительства вправе немедленно отобрать ребенка у родителей (одного из них) или у других лиц, на попечении которых он находится.

Немедленное отобрание ребенка производится органом опеки и попечительства на основании соответствующего акта органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации либо акта главы муниципального образования в случае, если законом субъекта Российской Федерации органы местного самоуправления наделены полномочиями по опеке и попечительству в соответствии с федеральными законами.

2. При отобрании ребенка орган опеки и попечительства обязан незамедлительно уведомить прокурора, обеспечить временное устройство ребенка и в течение семи дней после вынесения органом исполнительной власти субъекта Российской Федерации акта об отобрании ребенка обратиться в суд с иском о лишении родителей родительских прав или об ограничении их родительских прав...


Статья 139. Тайна усыновления ребенка

1. Тайна усыновления ребенка охраняется законом. Судьи, вынесшие решение об усыновлении ребенка, или должностные лица, осуществившие государственную регистрацию усыновления, а также лица, иным образом осведомленные об усыновлении, обязаны сохранять тайну усыновления ребенка.

2. Лица, указанные в пункте 1 настоящей статьи, разгласившие тайну усыновления ребенка против воли его усыновителей, привлекаются к ответственности в установленном законом порядке...


Статья 141. Основания к отмене усыновления ребенка

1. Усыновление ребенка может быть отменено в случаях, если усыновители уклоняются от выполнения возложенных на них обязанностей родителей, злоупотребляют родительскими правами, жестоко обращаются с усыновленным ребенком, являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией.

2. Суд вправе отменить усыновление ребенка и по другим основаниям исходя из интересов ребенка и с учетом мнения ребенка...".


103. 20 апреля 2006 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации вынес Постановление N 8 "О применении судами законодательства при рассмотрении дел об усыновлении (удочерении) детей".


"...19. Поскольку родительские права и обязанности возникают у усыновителей в результате усыновления, а не происхождения от них детей, необходимо иметь в виду, что в случаях уклонения усыновителей от выполнения возложенных на них обязанностей родителей, злоупотребления этими правами либо жестокого обращения с усыновленными, а также если усыновители являются больными хроническим алкоголизмом или наркоманией, судом может быть решен вопрос об отмене усыновления (статья 140, пункт 1 статьи 141 СК РФ), а не о лишении или ограничении родительских прав (статьи 69, 70, 73 СК РФ). В указанных случаях согласия ребенка на отмену усыновления не требуется (статья 57 СК РФ)...".


C. Уголовный кодекс Российской Федерации


"...Статья 115. Умышленное причинение легкого вреда здоровью

1. Умышленное причинение легкого вреда здоровью, вызвавшего кратковременное расстройство здоровья или незначительную стойкую утрату общей трудоспособности, наказывается штрафом... либо обязательными работами на срок до 480 часов, либо исправительными работами на срок до одного года...


Статья 137. Нарушение неприкосновенности частной жизни

1. Незаконное собирание или распространение сведений о частной жизни лица, составляющих его личную или семейную тайну, без его согласия либо распространение этих сведений в публичном выступлении, публично демонстрирующемся произведении или средствах массовой информации наказываются штрафом в размере до 200 000 рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до 18 месяцев, либо обязательными работами на срок до 360 часов, либо исправительными работами на срок до одного года...

2. Те же деяния, совершенные лицом с использованием своего служебного положения, наказываются штрафом... либо лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью...


Статья 155. Разглашение тайны усыновления (удочерения)

1. Разглашение тайны усыновления (удочерения) вопреки воле усыновителя, совершенное лицом, обязанным хранить факт усыновления (удочерения) как служебную или профессиональную тайну, либо иным лицом из корыстных или иных низменных побуждений, наказывается штрафом... либо обязательными работами... либо арестом... с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью*(6)...


Статья 156. Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего

1. Неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего родителем или иным лицом, ...если это деяние соединено с жестоким обращением с несовершеннолетним... наказывается штрафом... либо обязательными работами... либо лишением свободы...*(7)".


D. Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан (Федеральный закон от 22 июля 1993 г. N 5487-I), действовавший в период, относящийся к обстоятельствам дела


"...Статья 61

Информация о факте обращения за медицинской помощью, состоянии здоровья гражданина, диагнозе его заболевания и иные сведения, полученные при его обследовании и лечении, составляют врачебную тайну. Гражданину должна быть подтверждена гарантия конфиденциальности передаваемых им сведений.

Не допускается разглашение сведений, составляющих врачебную тайну, лицами, которым они стали известны при обучении, исполнении профессиональных, служебных и иных обязанностей, кроме случаев, установленных частями третьей и четвертой настоящей статьи.

С согласия гражданина или его законного представителя допускается передача сведений, составляющих врачебную тайну, другим гражданам, в том числе должностным лицам, в интересах обследования и лечения пациента, для проведения научных исследований, публикации в научной литературе, использования этих сведений в учебном процессе и в иных целях.

Предоставление сведений, составляющих врачебную тайну, без согласия гражданина или его законного представителя допускается:

1) в целях обследования и лечения гражданина, не способного из-за своего состояния выразить свою волю;

2) при угрозе распространения инфекционных заболеваний, массовых отравлений и поражений;

3) по запросу [различных следственных] органов и суда в связи с проведением расследования или судебным разбирательством;

3.1) по запросу органа, осуществляющего надзор за поведением осужденного...

4) в случае оказания помощи несовершеннолетнему [в делах о наркотической зависимости] для информирования его родителей или законных представителей;

5) при наличии оснований, позволяющих полагать, что вред здоровью гражданина причинен в результате противоправных действий;

6) в целях проведения военно-врачебной экспертизы...

Лица, которым в установленном законом порядке переданы сведения, составляющие врачебную тайну, наравне с медицинскими и фармацевтическими работниками с учетом причиненного гражданину ущерба несут за разглашение врачебной тайны дисциплинарную, административную или уголовную ответственность в соответствии с [применимым] законодательством...".


E. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях


"...Статья 13.14. Разглашение информации с ограниченным доступом

Разглашение информации, доступ к которой ограничен федеральным законом (за исключением случаев, если разглашение такой информации влечет уголовную ответственность), лицом, получившим доступ к такой информации в связи с исполнением служебных или профессиональных обязанностей... влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от 500 до 1 000 рублей; на должностных лиц - от 4 000 до 5 000 рублей...".


F. Гражданский кодекс Российской Федерации


"...Статья 150. Нематериальные блага

1. Жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, неприкосновенность жилища, личная и семейная тайна... принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона, неотчуждаемы и непередаваемы иным способом...

2. Нематериальные блага защищаются в соответствии с настоящим Кодексом и другими [применимыми] законами в случаях и в порядке, ими предусмотренных, а также в тех случаях и пределах, в каких использование способов защиты... прав... вытекает из существа нарушенного нематериального блага или личного неимущественного права и характера последствий этого нарушения.


Статья 151. Компенсация морального вреда

Если гражданину причинен моральный вред (физические или нравственные страдания) действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину нематериальные блага, а также в других случаях, предусмотренных законом, суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда.

При определении размеров компенсации морального вреда суд принимает во внимание степень вины нарушителя и иные заслуживающие внимания обстоятельства. Суд должен также учитывать степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями гражданина, которому причинен вред.


Статья 152. Защита чести, достоинства и деловой репутации

1. Гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности...

2. Сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина и распространенные в средствах массовой информации, должны быть опровергнуты в тех же средствах массовой информации...

5. Гражданин, в отношении которого распространены сведения, порочащие его честь, достоинство или деловую репутацию, наряду с опровержением таких сведений или опубликованием своего ответа вправе требовать возмещения убытков и компенсации морального вреда, причиненных распространением таких сведений...

6. Если установить лицо, распространившее сведения, порочащие честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, невозможно, гражданин, в отношении которого такие сведения распространены, вправе обратиться в суд с заявлением о признании распространенных сведений не соответствующими действительности.


Статья 152.1. Охрана изображения гражданина

1. Обнародование и дальнейшее использование изображения гражданина (в том числе его фотографии, а также видеозаписи или произведения изобразительного искусства, в которых он изображен) допускаются только с согласия этого гражданина... Такое согласие не требуется в случаях, когда:

1) использование изображения осуществляется в государственных, общественных или иных публичных интересах;

2) изображение гражданина получено при съемке, которая проводится в местах, открытых для свободного посещения, или на публичных мероприятиях (собраниях, съездах, конференциях, концертах, представлениях, спортивных соревнованиях и подобных мероприятиях), за исключением случаев, когда такое изображение является основным объектом [коммерческого] использования;

3) гражданин позировал за плату.


Статья 152.2. Охрана частной жизни гражданина

1. Если иное прямо не предусмотрено законом, не допускаются без согласия гражданина сбор, хранение, распространение и использование любой информации о его частной жизни, в частности, сведений о его происхождении, о месте его пребывания или жительства, о личной и семейной жизни.

Не являются нарушением правил, установленных абзацем первым настоящего пункта, сбор, хранение, распространение и использование информации о частной жизни гражданина в государственных, общественных или иных публичных интересах, а также в случаях, если информация о частной жизни гражданина ранее стала общедоступной либо была раскрыта самим гражданином или по его воле.

2. Стороны обязательства не вправе разглашать ставшую известной им при возникновении и (или) исполнении обязательства информацию о частной жизни гражданина, являющегося стороной или третьим лицом в данном обязательстве, если соглашением не предусмотрена возможность такого разглашения информации о сторонах...

4. В случаях, когда информация о частной жизни гражданина, полученная с нарушением закона, содержится в документах, видеозаписях или на иных материальных носителях, гражданин вправе обратиться в суд с требованием об изъятии и уничтожения без какой бы то ни было компенсации материальных носителей...".


104. 24 февраля 2005 г. Пленум Верховного Суда Российской Федерации принял Постановление N 3 "О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц", в котором напомнил нижестоящим судам, что они должны учитывать положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод и прецедентную практику страсбургского суда. Конкретно в пункте 8 Постановления Пленум Верховного Суда Российской Федерации отметил, что судам необходимо отграничивать дела о защите чести, достоинства и деловой репутации от дел о защите других нематериальных благ, нарушенных в связи с распространением о гражданине сведений, неприкосновенность которых специально охраняется Конституцией Российской Федерации и законами, и распространение которых может причинить моральный вред даже в случае, когда эти сведения соответствуют действительности и не порочат честь, достоинство и деловую репутацию истца. В частности, при разрешении споров, возникших в связи с распространением информации о частной жизни гражданина, необходимо учитывать, что в случае, когда имело место распространение без согласия истца или его законных представителей соответствующих действительности сведений о его частной жизни, на ответчика может быть возложена обязанность компенсировать моральный вред, причиненный распространением такой информации (статьи 150, 151 Гражданского кодекса Российской Федерации). Единственное исключение составляют случаи, когда средством массовой информации была распространена информация о частной жизни истца в целях защиты общественных интересов на основании пункта 5 статьи 49 Закона Российской Федерации "О средствах массовой информации"... Если же имело место распространение не соответствующих действительности порочащих сведений о частной жизни истца, то ответчик может быть обязан опровергнуть эти сведения и компенсировать моральный вред, причиненный распространением такой информации, на основании статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации.

105. Пленум Верховного Суда Российской Федерации также разъяснил в пункте 2 этого Постановления, что иски по делам данной категории вправе предъявлять граждане и юридические лица, которые считают, что о них распространены не соответствующие действительности порочащие сведения. Судебная защита чести, достоинства и деловой репутации лица, в отношении которого распространены не соответствующие действительности порочащие сведения, не исключается также в случае, когда невозможно установить лицо, распространившее такие сведения (например, при направлении анонимных писем в адрес граждан и организаций либо распространении сведений в сети "Интернет" лицом, которое невозможно идентифицировать). В соответствии с пунктом 6 статьи 152 Гражданского кодекса суд в указанном случае вправе по заявлению заинтересованного лица признать распространенные в отношении него не соответствующие действительности сведения порочащими. Такое заявление рассматривается в порядке особого производства (подраздел IV Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации).

106. В пункте 5 Постановления N 3 Пленум Верховного Суда Российской Федерации также разъяснил, что надлежащими ответчиками по искам о защите чести, достоинства и деловой репутации являются авторы не соответствующих действительности порочащих сведений, а также лица, распространившие эти сведения.

Если оспариваемые сведения были распространены в средствах массовой информации, то надлежащими ответчиками являются автор и редакция соответствующего средства массовой информации или лица, осуществляющие производство данного средства массовой информации.

107. В обзоре судебной практики рассмотрения дел о защите чести, достоинства и деловой репутации и неприкосновенности личной жизни публичных лиц в сфере политики, искусства и спорта ("Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации". 2007. N 12) Верховный Суд отметил, что защищенная личная информация перечислена, в частности, в Указе Президента России от 23 сентября 2005 г. N 1111.

108. 23 сентября 2005 г. Президент России издал Указ N 1111, содержащий перечень сведений конфиденциального характера:


"1. Сведения о фактах, событиях и обстоятельствах частной жизни гражданина, позволяющие идентифицировать его личность (персональные данные), за исключением сведений, подлежащих распространению в средствах массовой информации в установленных федеральными законами случаях.

2. Сведения, составляющие тайну следствия и судопроизводства...

3. Служебные сведения, доступ к которым ограничен органами государственной власти в соответствии с Гражданским кодексом... и федеральными законами (служебная тайна).

4. Сведения, связанные с профессиональной деятельностью, доступ к которым ограничен в соответствии с Конституцией Российской Федерации и федеральными законами ([в том числе] врачебная... тайна...)".


G. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации


109. Статья 392 содержит перечень оснований для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу по вновь открывшимся обстоятельствам. Установление Европейским Судом нарушения положений Конвенции при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд, признается новым обстоятельством, являющимся основанием для возобновления производства по делу (подпункт 4 пункта 4).


H. Закон "О средствах массовой информации"


...Статья 49

Это положение определяет обязанности журналиста и указывает в пункте 5, что следует получать согласие (за исключением случаев, когда это необходимо для защиты общественных интересов) на распространение в средстве массовой информации сведений о личной жизни гражданина от самого гражданина или его законных представителей*(8).


I. Федеральный закон от 8 мая 1994 г. N 3 "О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации"


"...Статья 17. Право члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы на получение и распространение информации

...2. При обращении члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы по вопросам, связанным с их деятельностью, в органы государственной власти, органы местного самоуправления, общественные объединения и организации должностные лица указанных органов, объединений и организаций безотлагательно (а при необходимости получения дополнительных материалов - не позднее 30 дней со дня получения обращения) дают ответ на это обращение и предоставляют запрашиваемые документы или сведения. При этом сведения, составляющие государственную тайну, предоставляются в порядке, установленном федеральным законом о государственной тайне...


Статья 37. Помощники члена Совета Федерации, депутата Государственной Думы

1. Член Совета Федерации вправе иметь помощников по работе в Совете Федерации...

4. Член Совета Федерации, депутат Государственной Думы вправе иметь до сорока помощников, работающих на общественных началах...


Статья 39. Права и обязанности помощника... депутата Государственной Думы

1. Помощник... депутата Государственной Думы:

...в) получает по поручению... депутата Государственной Думы в органах государственной власти [и других организациях] документы... необходимые... депутату Государственной Думы...".


III. Применимые международные материалы


A. Конвенция о правах ребенка


110. Конвенция о правах ребенка принята Генеральной Ассамблеей ООН 20 ноября 1989 г. и вступила в силу 2 сентября 1990 г. Она ратифицирована всеми государствами - участниками Совета Европы. В соответствующих частях эта Конвенция предусматривает следующее:


"...Статья 3

1. Во всех действиях в отношении детей, независимо от того, предпринимаются они государственными или частными учреждениями, занимающимися вопросами социального обеспечения, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание уделяется наилучшему обеспечению интересов ребенка.

2. Государства-участники обязуются обеспечить ребенку такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия, принимая во внимание права и обязанности его родителей, опекунов или других лиц, несущих за него ответственность по закону, и с этой целью принимают все соответствующие законодательные и административные меры.

3. Государства-участники обеспечивают, чтобы учреждения, службы и органы, ответственные за заботу о детях или их защиту, отвечали нормам, установленным компетентными органами, в частности, в области безопасности и здравоохранения и с точки зрения численности и пригодности их персонала, а также компетентного надзора...


Статья 9

1. Государства-участники обеспечивают, чтобы ребенок не разлучался со своими родителями вопреки их желанию, за исключением случаев, когда компетентные органы, согласно судебному решению, определяют в соответствии с применимым законом и процедурами, что такое разлучение необходимо в наилучших интересах ребенка. Такое определение может оказаться необходимым в том или ином конкретном случае, например, когда родители жестоко обращаются с ребенком или не заботятся о нем или когда родители проживают раздельно и необходимо принять решение относительно места проживания ребенка.

2. В ходе любого разбирательства в соответствии с пунктом 1 настоящей статьи всем заинтересованным сторонам предоставляется возможность участвовать в разбирательстве и излагать свои точки зрения.

3. Государства-участники уважают право ребенка, который разлучается с одним или обоими родителями, поддерживать на регулярной основе личные отношения и прямые контакты с обоими родителями, за исключением случая, когда это противоречит наилучшим интересам ребенка...".


B. Европейская Конвенция об усыновлении детей (пересмотренная в 2008 году)


111. Пересмотренная Европейская конвенция об усыновлении детей открыта для подписания 27 ноября 2008 г. и вступила в силу 1 сентября 2011 г. Она ратифицирована семью государствами: Данией, Финляндией, Нидерландами, Норвегией, Румынией, Испанией и Украиной. Российская Федерация не ратифицировала и не подписывала Конвенцию.

112. Одной из причин пересмотра, как указано в преамбуле к Конвенции 2008 года, стало то, что некоторые положения Европейской конвенции об усыновлении детей, принятой в 1967 году, являются устаревшими и противоречащими судебной практике Европейского Суда. Соответствующие положения Конвенции 2008 года предусматривают следующее:


"...Статья 11. Последствия усыновления

1. После усыновления ребенок становится полноправным членом семьи усыновляющего лица и имеет те же права и обязанности в отношении усыновляющего лица и его, ее или их семьи, что и ребенок усыновляющего лица, родство которого законно установлено. Усыновляющее лицо несет родительскую ответственность за ребенка. Усыновление отменяет юридические отношения между ребенком и его или ее биологическими отцом, матерью и семьей.

2. Тем не менее супруг или партнер усыновляющего лица, зарегистрированный или незарегистрированный, сохраняет свои права и обязанности в отношении усыновленного ребенка, если последний является его или ее ребенком, если иное не предусмотрено законодательством...


Статья 14. Отмена и признание усыновления недействительным

1 Усыновление может быть отменено или признано недействительным только по решению компетентного учреждения. Интересы ребенка всегда должны иметь первостепенное значение.

2. Усыновление может быть отменено только по серьезным основаниям, предусмотренным законодательством, до достижения ребенком совершеннолетия...".


C. Рекомендация Комитета министров Совета Европы N REC(2003)13 о предоставлении через СМИ информации относительно уголовных процессов


113. 10 июля 2003 г. Комитет министров Совета Европы принял рекомендацию N Rec(2003)13 о предоставлении через СМИ информации относительно уголовных процессов. Пункт 8 принципов, прилагаемых к рекомендации, предусматривает следующее:


"Защита неприкосновенности частной жизни в рамках продолжающегося уголовного разбирательства

При предоставлении информации о подозреваемых, обвиняемых или осужденных лицах, либо о других сторонах в уголовном процессе, должно соблюдаться их право на защиту неприкосновенности частной жизни в соответствии со статьей 8 Конвенции. Особая защита должна быть обеспечена участвующим в процессе несовершеннолетним и другим ограниченно дееспособным лицам, а также потерпевшим, свидетелям и семьям подозреваемых, обвиняемых и осужденных. Во всех случаях особое внимание следует уделять тем пагубным последствиям, которые может иметь для указанных в данном принципе лиц раскрытие информации, позволяющей идентифицировать их личность".


114. Комментарий к рекомендации предусматривает следующее (пункты 26 и 27):


"Каждый имеет право на защиту личной и семейной жизни в соответствии со статьей 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Принцип 8 предусматривает эту защиту для подозреваемых, обвиняемых, осужденных и других участников уголовного процесса, которым не должно быть отказано в этом праве в связи с участием в таком процессе. Само по себе упоминание имени обвиняемого или осужденного может составлять санкцию, которая является более суровой, чем уголовно-правовая санкция, примененная судом по уголовным делам. Кроме того, она может причинить ущерб реинтеграции в обществе заинтересованного лица. То же относится к изображению обвиняемого или осужденного. Таким образом, следует уделять особое внимание тем пагубным последствиям, которые может иметь для указанных в данном принципе лиц раскрытие информации, позволяющей идентифицировать их личность.

Еще более строгая защита рекомендуется для лиц, являющихся несовершеннолетними, потерпевшими от преступлений, свидетелями и членов семей подозреваемых, обвиняемых и осужденных. В этом отношении государства-участники могут также применять Рекомендацию N R (85)11 "О положении потерпевшего в рамках уголовного права и процесса" и Рекомендацию N R (97)13 относительно запугивания свидетелей и прав стороны защиты".


Право


I. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части отобрания детей заявителей


115. Со ссылкой на статьи 6, 8, 13 и 14 Конвенции заявители жаловались на решение об отобрании их детей Г. и П. Европейский Суд рассмотрит эту часть жалобы в соответствии со статьей 8 Конвенции, которая предусматривает следующее:


"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".


A. Доводы Сторон


116. Власти Российской Федерации не согласились с заявителями. Они полагали, что отобрание детей у заявителей было законным, преследовало законный интерес защиты детей и являлось необходимым и пропорциональным законному интересу.

117. Заявители считали, что отобрание являлось первым шагом в двухэтапном процессе, направленном на отмену усыновления, и обе меры должны рассматриваться в качестве единого целого. Они утверждали, что меры были избыточно жесткими, различные государственные учреждения не имели единой точки зрения по поводу выбора мер, также заявители критиковали уклонение судов от рассмотрения альтернативных мер, которые могли удовлетворить законную озабоченность властей. По мнению заявителей, мотивы, выдвинутые властями для отобрания детей, каждый в отдельности и все вместе, были явно недостаточными для оправдания отобрания.


B. Мнение Европейского Суда


1. Приемлемость жалобы


118. Европейский Суд также отмечает, что жалоба в этой части не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.


2. Существо жалобы


(a) Имело ли место вмешательство в право заявителей на уважение их семейной жизни

119. Европейский Суд напоминает, что взаимное использование права родителя и ребенка на общение друг с другом составляет фундаментальный элемент семейной жизни и что национальные меры, препятствующие такому использованию, составляют вмешательство в право, защищенное статьей 8 Конвенции (см. в числе других примеров Постановление Большой Палаты по делу "K. и T. против Финляндии" (K. and T. v. Finland), жалоба N 25702/94, § 151, ECHR 2001-VII).

120. Сторонами не оспаривалось, что в период вмешательства властей между заявителями и их приемными детьми Г. и П. (см. §§ 8-10 настоящего Постановления) существовала реальная семейная жизнь в значении пункта 1 статьи 8 Конвенции и что отобрание Г. и П. составляло явное вмешательство в право заявителей на уважение их семейной жизни, гарантированное этим положением. Вмешательство в это право образует нарушение данного положения, если оно не "предусмотрено законом", не преследует цель или цели, являющиеся законными в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции, и не может рассматриваться как "необходимое в демократическом обществе".


(b) Было ли вмешательство оправданным


(i) "Предусмотрено законом"

121. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с его постоянной и последовательной прецедентной практикой норма не может рассматриваться в качестве "закона", если она не сформулирована с достаточной точностью, чтобы гражданин мог - при необходимости с помощью соответствующей консультации - предвидеть в степени, разумной при данных обстоятельствах, последствия, которые может повлечь такое действие. Однако опыт показывает, что абсолютная точность недостижима, и потребность в избежании чрезмерной жесткости и в соответствии с изменяющимся обстоятельствам означает, что многие законы неизбежно излагаются в выражениях, которые в бoльшей или меньшей степени неопределенны (см. в числе других примеров Постановление Европейского Суда от 26 апреля 1979 г. по делу ""Санди таймс" против Соединенного Королевства (N 1)" (Sunday Times v. United Kingdom) (N 1), § 49, Series A, N 30, и Постановление Европейского Суда от 25 мая 1993 г. по делу "Коккинакис против Греции" (Kokkinakis v. Greece), § 40, Series A, N 260-A).

122. Выражение "предусмотрено законом" не просто отсылает к национальному законодательству, но и касается "качества закона", требуя, чтобы он был совместим с верховенством права. Следовательно, оно подразумевает наличие в национальном законодательстве меры защиты против произвольного вмешательства со стороны публичных органов в права, гарантированные пунктом 1 статьи 8 Конвенции. Таким образом, закон, наделяющий дискрецией, сам по себе не является несовместимым с требованием предсказуемости, если предел дискреции и способ ее осуществления указаны с достаточной ясностью, с учетом законной цели данной меры, чтобы обеспечить лицу адекватную защиту от произвольного вмешательства (см., например, Постановление Европейского Суда от 24 марта 1988 г. по делу "Олсон против Швеции" (Olsson v. Sweden) (N 1), § 61, Series A, N 130).

123. Обращаясь к фактам дела, Европейский Суд отмечает, что российское законодательство, в частности, статья 77 Семейного кодекса, примененная в настоящем деле, действительно сформулирована в довольно общих выражениях и предусматривает определенную дискрецию относительно оснований для решения об отобрании детей. В то же время Европейский Суд учитывает тот факт, что обстоятельства, при которых может возникнуть необходимость передачи ребенка под публичную опеку, столь разнообразны, что едва ли было бы возможно сформулировать закон, охватывающий каждый случай. С учетом вышеизложенного и поскольку решение об отобрании пересматривалось судами двух инстанций, Европейский Суд находит пределы усмотрения, которое имели национальные органы, разумными и приемлемыми для целей статьи 8 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 15 мая 2007 г. по делу "Куимов против Российской Федерации" (Kuimov v. Russia), жалоба N 32147/04).

124. Таким образом, Европейский Суд заключает, что данное вмешательство было "предусмотрено законом".


(ii) Законная цель

125. В настоящем деле Европейский Суд признает, что отобрание как таковое могло считаться направленным на защиту "здоровья или нравственности" и "прав и свобод" Г. и П. и что, следовательно, мера может считаться преследующей законную цель в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции.


(iii) "Необходимость в демократическом обществе"

() Общие принципы

126. При определении того, являлась ли оспариваемая мера "необходимой в демократическом обществе", Европейский Суд рассмотрит в свете дела в целом, были ли мотивы, приведенные в ее оправдание, относимыми и достаточными для целей пункта 2 статьи 8 Конвенции. Несомненно, рассмотрение того, что отвечает интересам детей, имеет решающее значение в каждом деле подобного рода. Кроме того, следует иметь в виду, что национальные власти имеют преимущество прямого контакта с заинтересованными лицами. Отсюда следует, что задача Европейского Суда заключается не в подмене собой национальных органов в исполнении их обязанностей относительно усыновления, опеки и доступа к детям, а в проверке в свете Конвенции решений, принятых этими органами при осуществлении их дискреционных полномочий.

127. Пределы усмотрения компетентных национальных органов различаются с учетом природы вопросов и значения рассматриваемых интересов. Соответственно, Европейский Суд признает, что власти имеют широкие пределы усмотрения, в частности, при оценке необходимости передачи ребенка под опеку. Однако более строгий контроль требуется в отношении других ограничений, таких как ограничения, вводимые данными органами для родительских прав доступа, и любых правовых гарантий, направленных на обеспечение эффективной защиты права родителей и детей на уважение их семейной жизни. Такие дополнительные ограничения сопряжены с опасностью того, что семейные отношения между родителями и малолетним ребенком могут быть эффективно сокращены (см. Постановление Большой Палаты по делу "T.P. и K.M. против Соединенного Королевства" (T.P. and K.M. v. United Kingdom), жалоба N 28945/95, §§ 70-71, ECHR 2001-V (извлечения)).

128. Европейский Суд также напоминает, что, хотя статья 8 Конвенции и не содержит прямых процессуальных норм, процесс принятия решений, влекущий применение мер вмешательства, должен быть справедливым и обеспечивающим надлежащее соблюдение интересов, гарантированных статьей 8 Конвенции:


"...[Т]ребует определения, были ли родители привлечены к участию в процессе принятия решений в целом, с учетом конкретных обстоятельств дела и особенно серьезного характера принимаемых решений, в степени, достаточной для обеспечения им требуемой защиты их интересов. Если нет, это повлечет неуважение их семейной жизни, и вмешательство, которое повлекло решение, не сможет рассматриваться как "необходимое" в значении статьи 8 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 8 июля 1987 г. по делу "W. против Соединенного Королевства" (W. v. United Kingdom), §§ 62-64, Series A, N 121)...".


129. Более конкретно Европейский Суд ранее устанавливал, что уклонение от ознакомления родителей с относимыми документами в рамках процедур, начатых властями для передачи ребенка под опеку и оставления его в этом положении, означало, что процесс принятия решений, определявших вопросы опеки и доступа, не обеспечивал требуемой защиты интересов родителей, гарантированной статьей 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "T.P. и K.M. против Соединенного Королевства", § 73).


() Применение вышеизложенных принципов

130. Европейский Суд учитывает, что должностные лица Гольяновского районного отдела отобрали детей заявителей Г. и П. на основании статьи 77 Семейного кодекса, которая позволяет компетентным органам отбирать ребенка у родителей, в частности, при "непосредственной угрозе" "жизни ребенка или его здоровью". Соответствующий акт и последующее решение от 28 марта 2009 г. упоминали происшествие 20 марта 2009 г., тот факт, что в этой связи возбуждено уголовное дело, и недостатки ухода заявителей за своими детьми, которые могли повлечь происшествие (см. §§ 33 и 34 настоящего Постановления). Принимая во внимание, что основная задача властей заключается в обеспечении интересов детей, Европейский Суд может согласиться с тем, что Гольяновский районный отдел мог разумно полагать, что передача детей заявителей Г. и П. под опеку на какое-то время отвечает их интересам в ожидании исхода уголовного разбирательства по поводу происшествия 20 марта 2009 г., и сделать выводы с учетом его заключений.

131. Европейский Суд отмечает, что суды страны, рассмотрев дело в двух инстанциях, проверили оспариваемые решения об отобрании и установили, что они были вынесены в контексте продолжающегося уголовного разбирательства происшествия 20 марта 2009 г. и с учетом состояния неопределенности по поводу причин травм на теле Г., которые могли включать жестокое обращение с Г. со стороны заявителей или несоблюдение ими требований безопасности ребенка (см. §§ 40 и 41 настоящего Постановления). Суды надлежащим образом рассмотрели все сопутствующие обстоятельства дела и внимательно оценили оспариваемое решение. В судах заявителей представлял адвокат, они могли отстаивать свою позицию и оспаривать любые материалы дела, которые считали несоответствующими действительности. Следовательно, нельзя утверждать, что власти не исполнили своего позитивного обязательства по привлечению родителей к процессу принятия решений (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты по делу "T.P. и K.M. против Соединенного Королевства", § 73). Исходя из вышеизложенного Европейский Суд не усматривает оснований для отхода от выводов судов страны и приходит к заключению о том, что решения об отобрании от 28 марта 2009 г. относительно Г. и П. как таковые удовлетворяли требованиям статьи 8 Конвенции.

132. Соответственно, Европейский Суд находит, что по делу требования статьи 8 Конвенции в части первоначального отобрания Г. и П. под публичную опеку нарушены не были.


II. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части отмены усыновления детей заявителей


133. Со ссылкой на статьи 6, 8, 13 и 14 Конвенции заявители также жаловались на отмену усыновления Г. и П. судами страны. Европейский Суд рассмотрит жалобу в этой части с точки зрения статьи 8 Конвенции, изложенной выше.


A. Доводы Сторон


134. Власти Российской Федерации полагали, что обжалуемая мера являлась законной, преследовала законный интерес защиты детей и являлась необходимой и пропорциональной данному законному интересу. Они утверждали, что в силу близости к происшествию государство должно иметь широкие пределы усмотрения в этих вопросах, и Европейский Суд должен считаться с оценкой дела, сделанной судами страны, и что в связи с фактами любое вмешательство в права заявителей, предусмотренные статьей 8 Конвенции, являлось оправданным. Власти Российской Федерации также ссылались на выводы о фактах, сделанные судами страны в уголовном разбирательстве против заявителей, и утверждали, что эти выводы подтвердили заключения судов в разбирательстве об отмене усыновления.

135. Заявители утверждали, что применимое национальное законодательство наделило власти чрезмерными дискреционными полномочиями и что это законодательство было неточным и неясным. Они также полагали, что власти допустили ошибку в применении национального законодательства, в частности, пункта 2 статьи 141 Семейного кодекса. Меры были слишком жесткими, а семидневный срок, установленный в пункте 2 статьи 77 Семейного кодекса, слишком кратким для надлежащего разрешения сложного вопроса. Заявители подчеркнули, что различные государственные учреждения не имели единой точки зрения по поводу выбора меры, подлежащей применению, и критиковали уклонение судов хотя бы от рассмотрения альтернативных мер, способных устранить законную озабоченность властей. Они также сожалели о том, что дети не были привлечены к процессу принятия решений, об отказе от оценки последствий, которые отделение от родителей могло иметь для детей, особенно с учетом их возраста, а также об уклонении от рассмотрения дела каждого ребенка в отдельности. Заявители полагали, что суды изучили медицинские документы относительно состояния их детей поверхностно, поскольку проигнорировали вопрос об ответственности родителей за предполагаемое неоказание медицинской помощи детям. Наконец, заявители были неудовлетворены сильным давлением, которое оказывали в их деле средства массовой информации и некоторые политики, что, по их мнению, повлекло принятие непропорционально суровых мер в их деле.


B. Мнение Европейского Суда


1. Приемлемость жалобы


136. Европейский Суд также отмечает, что жалоба в этой части не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.


2. Существо жалобы


137. Европейский Суд находит, что отмена усыновления Г. и П. очевидно составляла вмешательство в право заявителей на уважение их семейной жизни, гарантированное этим положением. Как уже указывалось ранее, подобное вмешательство в это право образует нарушение данного положения, если оно не "предусмотрено законом", не преследует цель или цели, являющиеся законными в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции, и не может рассматриваться как "необходимое в демократическом обществе".


(a) "Предусмотрено законом"

138. Рассмотрев применимое национальное законодательство, включая пункт 2 статьи 141 Семейного кодекса, и соответствующие национальные решения, Европейский Суд не может заключить, что отмена усыновления Г. и П. противоречит российскому законодательству.

139. Даже притом что российское законодательство, примененное в настоящем деле, действительно сформулировано в довольно общих выражениях и допускает определенную степень дискреции относительно оснований для принятия решений об отмене усыновления, Европейский Суд полагает, что обстоятельства, при которых может стать необходимой отмена усыновления, столь разнообразны, что едва ли возможно сформулировать закон, охватывающий любой случай. Кроме того, соответствующее Постановление Верховного Суда предусматривает некоторые указания в отношении толкования и применения статьи 141 Семейного кодекса в части оснований для возбуждения разбирательства об отмене усыновления (см. § 103 настоящего Постановления). С учетом вышеизложенного и поскольку оспариваемая мера проверялась судами двух инстанций, Европейский Суд находит пределы усмотрения, используемого властями страны, разумными и приемлемыми для целей статьи 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Куимов против Российской Федерации").

140. Что касается критики заявителей по поводу того, что семидневный срок, предусмотренный статьей 77 Семейного кодекса, слишком краток, Европейский Суд считает нужным отметить, что данная норма в ее толковании Пленумом Верховного Суда в пункте 19 его Постановления N 8 действительно предоставляет компетентному государственному органу неделю после передачи усыновленного ребенка под государственную опеку для обращения в суд по вопросу об отмене усыновления этого ребенка. Фактически этот срок применим ко всем делам, независимо от точной причины и возможной длительности государственной опеки, и нельзя исключить, что он может в каком-то смысле восприниматься как стимулирующий национальные органы к отмене усыновления. Тем не менее Европейский Суд отмечает, что решение об отмене усыновления детей заявителей было вынесено судом, уполномоченным как на принятие подобного решения, так и на отказ в этом требовании в случае его необоснованности. В связи с тем, что рассмотрение вопроса судами двух инстанций обеспечивало существенную процессуальную гарантию против произвола, нельзя утверждать, что это положение не соответствовало требованию законности, предусмотренному пунктом 2 статьи 8 Конвенции.

141. В целом Европейский Суд заключает, что данное вмешательство было "предусмотрено законом".


(b) "Законная цель"

142. При рассмотрении вопроса о "законности" отмены усыновления в соответствии с тестом необходимости, изложенным ниже, Европейский Суд признает, что основания для него, предусмотренные в статье 141 Семейного кодекса, могут считаться законными в контексте требований пункта 2 статьи 8 Конвенции. С этой точки зрения Европейский Суд признает, что отмена преследовала законные цели в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции.


(c) "Необходимость в демократическом обществе"

143. Как неоднократно указывал Европейский Суд, передача ребенка под опеку обычно рассматривается как временная мера, которая прекращается, как только позволят обстоятельства, и любые меры по реализации такой опеки должны быть совместимы с конечной целью воссоединения биологического родителя и ребенка. Позитивная обязанность по принятию мер для содействия воссоединению семьи, как только они разумно осуществимы, приобретает для компетентных органов все нарастающее значение с начала периода опеки (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кутцнер против Германии" (Kutzner v. Germany), жалоба N 46544/99, § 76, ECHR 2002-I), однако она всегда должна сопоставляться с обязанностью соблюдать интересы ребенка. По истечении значительного срока после первоначальной передачи ребенка под публичную опеку интерес ребенка в стабильности фактической семейной ситуации может перевешивать интересы родителей в воссоединении семьи (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "K. и T. против Финляндии", § 155).

144. В настоящем деле усыновление заявителями Г. и П. было отменено судами страны двух инстанций по заявлению Гольяновского районного отдела. Эти меры имели особенно важные последствия, так как они полностью лишали заявителей их семейной жизни с детьми, являлись необратимыми в соответствии с национальным законодательством (см. § 103 настоящего Постановления) и были несовместимы с целью их воссоединения. Согласно последовательной прецедентной практике Европейского Суда подобные меры следует применять только при исключительных обстоятельствах, и они могут быть оправданы только если мотивируются приоритетным требованием, относящимся к интересами детей (см. Постановление Европейского Суда от 7 августа 1996 г. по делу "Йохансен против Норвегии" (Johansen v. Norway), § 78, Reports of Judgments and Decisions 1996-III, и Постановление Большой Палаты по делу "Скоццари и Джунта против Италии" (Scozzari and Giunta v. Italy), жалобы NN 39221/98 и 41963/98, § 148, ECHR 2000-VIII). Вопрос о том, была ли оправданной отмена усыновления заявителями Г. и П., должен оцениваться в свете обстоятельств, возникших к моменту принятия решений, а не с использованием преимуществ ретроспективного анализа. Кроме того, этот вопрос должен рассматриваться с учетом оснований для передачи детей заявителей под опеку, указанных в §§ 33, 34 и 40 настоящего Постановления.

145. Что касается фактов, Европейский Суд отмечает, что соответствующие судебные решения ссылались на два основных довода, оправдывающих отмену усыновления детей заявителей (см. § 44 настоящего Постановления). Во-первых, власти утверждали, что родители не следили за состоянием здоровья детей, и ссылались в этой связи на медицинское заключение, подтверждающее, что Г. и П. имели различные заболевания. Во-вторых, власти исходили из наличия травм на теле Г. и продолжающегося уголовного расследования в связи с ними. По мнению Европейского Суда, вышеизложенные соображения, несомненно, имели отношение к вопросу необходимости в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции. Остается определить, были ли они также достаточными, чтобы оправдать отмену усыновления Г. и П. и, следовательно, разрыв всех связей между заявителями и их детьми.

146. Обращаясь к доводу о том, что заявители не следили за состоянием здоровья детей, Европейский Суд не может не учитывать, что оценка этого вопроса национальными властями была явно поверхностной. Суды страны просто перечислили заболевания, диагностированные у Г. и П. после их отобрания, не предоставив объяснений по поводу точного происхождения и серьезности каждого заболевания или, что особенно важно, степени, в которой родители несли ответственность за каждую предполагаемую проблему со здоровьем.

147. Европейский Суд полагает, что обвинение против заявителей в этом отношении не было очевидным, поскольку все акты, составленные после усыновления, единодушно хвалили условия проживания в семье заявителей и не упоминали каких-либо проблем со здоровьем или медицинским наблюдением (см. §§ 13-17 настоящего Постановления). С учетом этого Европейский Суд имеет серьезные сомнения в отношении того, что суды страны могли осуществить надлежащую оценку связи между действиями или бездействием заявителей и медицинским состоянием их детей после их отобрания в отсутствие поддержки экспертов в этой сфере.

148. Кроме того, Европейский Суд не убежден ссылкой судов на уклонение заявителей от обращения за свидетельствами медицинского страхования и постановки на учет в местной поликлинике как доказательство их предположительно беспечного отношения к здоровью детей (см. § 44 настоящего Постановления). Не оспаривалось сторонами, что семья заявителей была обеспеченной. Это подразумевало возможность использования услуг частных клиник и врачей для ухода за детьми.

149. В то время как Европейский Суд признает, что власти могли испытывать законную обеспокоенность по поводу медицинского состояния детей, он полагает, что порядок представления этого вопроса Гольяновским районным отделом и его рассмотрения судами страны являлся неудовлетворительным, а сделанные заключения неубедительными и имеющими далеко идущие последствия.

150. Насколько власти исходили из наличия травм на теле Г. и связанного с ними уголовного расследования, Европейский Суд учитывает, что доказательства, рассмотренные судами в этом отношении, имели общий характер. Судебные решения содержали описание травм Г. и упоминали, что уголовное расследование в этой связи продолжается, однако отсутствовало рассмотрение доказательств, исходящих от Г. или П. или от другого относимого источника, которые могли уличить или хотя бы возбудить подозрения в отношении кого-либо из заявителей в контексте данных травм (см. § 44 настоящего Постановления).

151. Европейский Суд может согласиться с тем, что при обстоятельствах дела подозрение в ненадлежащем обращении с ребенком со стороны родителей могло оправдать временное отобрание у них Г. и П. (см. §§ 130-132 настоящего Постановления), а также возможные дополнительные ограничения контактов между ними в течение более подробной проверки дела (см., например, Постановление Европейского Суда от 27 апреля 2000 г. по делу "L. против Финляндии" (L. v. Finland), жалоба N 25651/94, § 127). Тем не менее Европейский Суд не может признать такое подозрение само по себе, в отсутствие иных веских причин, достаточным оправданием для отмены усыновления заявителями. Решения не содержат оценки уже возникших семейных связей между заявителями и детьми и не учитывают ущерба для эмоциональной безопасности и психологического состояния каждого из детей, который мог бы быть причинен внезапным разрывом таких связей ввиду, в частности, возраста детей в это время. Вполне очевидно, что анализ происшествия 20 марта 2009 г., предпринятый судами страны и содержащийся в решении от 17 июня 2009 г., оставленном без изменения после рассмотрения жалобы 13 августа 2009 г., отличался серьезной недостаточностью.

152. В этой связи Европейский Суд не убежден ссылкой властей Российской Федерации на выводы судов страны о фактах в последующем уголовном разбирательстве против заявителей (см. §§ 48-61 настоящего Постановления), поскольку данное решение должно было быть достаточно оправданным в свете обстоятельств, существовавших в момент принятия, а не за счет ретроспективной оценки. Даже если предположить, что Европейский Суд мог учесть эти выводы, нет полной уверенности в том, что они могли рассматриваться как абсолютное оправдание для решения об отмене усыновления Г. и П. По сути уголовное разбирательство, окончившееся оправданием заявителя, в то время как заявительница была осуждена только в связи с происшествием 20 марта 2009 г., а остальные обвинения, включавшие, в частности, предполагаемое жестокое обращение со стороны обоих родителей в многочисленных эпизодах, имевших место до 20 марта 2009 г., были сняты или отклонены.

153. При таких обстоятельствах Европейский Суд не может строить догадки по поводу того, каковы могли быть последствия последующих выводов для разбирательства об отмене усыновления.

154. Ввиду этого Европейский Суд не находит, что вышеупомянутые судебные решения в части отмены усыновления заявителями их детей Г. и П. были достаточно оправданными для целей пункта 2 статьи 8 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда от 20 мая 2010 г. по делу "Курочкин против Украины" (Kurochkin v. Ukraine), жалоба N 42276/08, §§ 57-59), поскольку не установлено, что эта мера отвечала какому-либо приоритетному требованию в интересах детей.

155. Соответственно, Европейский Суд приходит к заключению, что в настоящем деле национальные власти вышли за пределы усмотрения в части решения об отмене усыновления Г. и П., таким образом нарушив права заявителей, гарантированные статьей 8 Конвенции.


III. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части лишения заявителей доступа к Г. и П. с 31 марта 2009 г. по 3 июня 2010 г.


156. Заявители жаловались на то, что отсутствие доступа к детям в период с 31 марта 2009 г. по 3 июня 2010 г. являлось незаконным и непропорциональным. Европейский Суд рассмотрит этот довод в соответствии со статьей 8 Конвенции, изложенной выше.


A. Доводы Сторон


157. Власти Российской Федерации не согласились с заявителями.

158. Заявители поддержали свои первоначальные объяснения, утверждая, что они были полностью лишены возможности поддержания контактов с детьми в период с 30 марта 2009 г. по 3 июня 2010 г., после их отобрания, и указывая на отсутствие мотивов для данной меры.


B. Мнение Европейского Суда


1. Приемлемость жалобы


159. Европейский Суд отмечает, что жалоба в этой части не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.


2. Существо жалобы


160. Не оспаривалось сторонами, что рассматриваемая мера составляла вмешательство в право заявителей на уважение их семейной жизни, гарантированное этим положением Конвенции.

161. Для целей этой конкретной части жалобы Европейский Суд признает, что мера была предусмотрена законом, а именно статьей 141 Семейного кодекса, которая устанавливает, что суд вправе отменить усыновление ребенка в ограниченных случаях. Европейский Суд согласен с тем, что постоянное лишение доступа к детям было "предусмотрено законом", как того требовал пункт 2 статьи 8 Конвенции.

162. Рассмотрев необходимость оспариваемой меры, Европейский Суд также признает, что она могла считаться направленной на защиту "здоровья и нравственности" и "прав и свобод" Г. и П. в значении этого конвенционного положения.

163. Что касается того, была ли эта мера также "необходимой в демократическом обществе", Европейский Суд учитывает, что не оспаривалось сторонами, что доступ заявителей к Г. и П. был прекращен 31 марта 2009 г. и что заявителям было разрешено восстановить прямой контакт с детьми только 3 июня 2010 г., то есть через год, два месяца и семь дней (см. §§ 35, 36 и 91 настоящего Постановления). Стороны также согласились с тем, что решение об отмене усыновления лишило заявителей законного права видеть детей, и их дальнейшие контакты в период, когда дети находились в детском доме после данных событий, зависели от дискреционного разрешения этого учреждения, которое могло быть приостановлено или отменено в любое время.

164. Европейский Суд считает нужным напомнить сделанные ранее выводы о том, что меры, принятые властями и разорвавшие все связи заявителей с их приемными детьми, имели радикальный характер, и власти не выдвинули относимых и достаточных мотивов в оправдание этих мер (см. §§ 143-155 настоящего Постановления). Следует также отметить, что лишение доступа к Г. и П. и тот факт, что заявители не могли впоследствии поддерживать контакт с детьми в данный период, являлись автоматическим следствие решений об отмене усыновления. Эти меры были необратимы, и в соответствии с национальным законодательством заявители не могли требовать пересмотра вопроса о контактах между ними и детьми (см. § 103 настоящего Постановления).

165. При таких обстоятельствах Европейский Суд не может не заключить, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в части лишения заявителей доступа к Г. и П. в данный период, которое не являлось необходимым в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции.


IV. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части поведения должностных лиц ожоговой больницы в период нахождения в ней Г.


166. Ссылаясь на статьи 8 и 13 Конвенции, заявители жаловались на то, что их право на уважение семейной и личной жизни было нарушено должностными лицами ожоговой больницы, которые предоставили журналистам и помощнику депутата российской Государственной Думы доступ к Г., его имени и медицинским данным и либо разрешили фотографировать и вести видеозапись либо предоставили им такие материалы, в обоих случаях без согласия родителей. Европейский Суд рассмотрит эту претензию в соответствии со статьей 8, упоминавшейся выше.


A. Доводы Сторон


167. Власти Российской Федерации не согласились с заявителями. Они признали, что должностные лица ожоговой больницы действительно разрешили доступ журналистов четырех национальных телеканалов в ожоговое отделение, разрешили им интервью с Г. и его съемки, предоставили информацию о его имени и состоянии, и все это сделали без согласия заявителей или самого Г. Кроме того, власти Российской Федерации не оспаривали, что Гер. получил фотографии Г. от одного из этих должностных лиц. Власти Российской Федерации утверждали, что фотографирование Г. врачами было оправдано медицинскими нуждами врачей, которые его лечили. Власти Российской Федерации также полагали, что передача фотографий Гер. была оправдана в соответствии со статьями 17, 37 и 39 Федерального закона от 8 мая 1994 г. N 3 "О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации", тогда как действия должностных лиц и журналистов были законными согласно части 5 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан. В дальнейших объяснениях власти Российской Федерации ссылались на сведения, предоставленные ожоговой больницей, в которых отрицалось, что съемочные группы получили непосредственный доступ к Г. или интервьюировали его.

168. Заявители не согласились с государством-ответчиком и настаивали на том, что действия должностных лиц и врачей ожоговой больницы были незаконными с точки зрения национального законодательства и нарушали их право на уважение личной и семейной жизни. Они также оспорили версию властей Российской Федерации (см. §§ 70-74 настоящего Постановления), сославшись на показания, данные должностными лицами ожоговой больницы в уголовном разбирательстве против заявителей. Эти врачи и должностные лица утверждали, что требование Гер. по поводу фотографий явно противоречило положениям Федерального закона "О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации", поскольку Гер. предъявил удостоверение, но не представил запроса от члена Государственной Думы, фотографирование Г. врачами в действительности не имело медицинской цели, и предполагаемый выговор был объявлен врачу Пен. не в связи с нарушением права заявителей или Г. на уважение личной жизни, но лишь в связи с присутствием съемочных групп в зоне ограниченного доступа, и в любом случае выговор был впоследствии снят.


B. Мнение Европейского Суда


1. Приемлемость жалобы


169. Европейский Суд отмечает, что жалоба в этой части не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.


2. Существо жалобы


(a) Имело ли место вмешательство в право заявителей на уважение их личной и семейной жизни


(i) Установление фактов

170. Не оспаривалось сторонами, что во время нахождения Г. в ожоговой больнице ее врачи и должностные лица:

(a) фотографировали и хранили фотографии Г. и его травм, а позже передали их Гер., в то время являвшемуся помощником члена российской Государственной Думы (см. §§ 62 и 73 настоящего Постановления);

(b) допустили группы четырех национальных телеканалов в зону ограниченного доступа соответствующего отделения больницы и предоставили журналистам сведения об имени Г. и его медицинском состояним (см. §§ 62, 68-70 настоящего Постановления).

Стороны также признали, что власти не обращались к заявителям за разрешением на эти действия.

171. Что касается несогласия сторон по поводу того, были ли фотографии Г. сделаны врачами больницы для медицинских целей, Европейский Суд принимает к сведению устные показания, данные врачами Дав., Гор. и Пен., которые не согласились с версией властей Российской Федерации в этом отношении. Все они недвусмысленно утверждали, что отсутствовали медицинские причины для фотографирования Г. (см. §§ 53, 55 и 56 настоящего Постановления), и Европейский Суд не видит оснований для иного вывода.

172. Точно так же Европейский Суд не может принять позицию властей Российской Федерации по поводу того, что съемочные группы не имели доступа к Г., а проводили съемки в коридоре (см. § 72 настоящего Постановления). Из материалов дела и, конкретно, из записи программ "Пусть говорят" от 16 апреля 2009 г. и "Максимум" от 17 октября 2009 г. (см. §§ 67-69 настоящего Постановления) следует, что съемочные группы имели прямой доступ к Г. и могли беспрепятственно интервьюировать мальчика по поводу обстоятельств происшествия 20 марта 2009 г.

173. В целом Европейский Суд заключает, что врачи и должностные лица ожоговой больницы фотографировали г. для немедицинских целей и позже передали фотографии Гер. и что они также предоставили съемочным группам сведения о личности Г. и обеспечили им прямой доступ к мальчику и медицинским данным о его состоянии. Все эти действия совершались без разрешения и даже без информирования заявителей.


(ii) Применимость статьи 8 Конвенции

174. Европейский Суд учитывает, что соответствующие разрешения на действия, обжалуемые заявителями, были даны главным врачом ожоговой больницы, который действовал в административном качестве должностного лица, подчинявшегося Департаменту здравоохранения Москвы. Кроме того, власти Российской Федерации признали, что в последнем случае Департамент здравоохранения не только был осведомлен о требованиях телевизионных групп, но прямо разрешил их присутствие в больнице в связи с делом Г. (см. § 72 настоящего Постановления). С учетом вышеизложенных обстоятельств Европейский Суд находит, что эти действия должностных лиц больницы порождают ответственность государства-ответчика в значении статьи 34 Конвенции.

175. Европейский Суд отмечает, что администрация больницы и органы здравоохранения не только раскрыли или передали третьим лицам медицинские, персональные и конфиденциальные данные, включая его имя (см. Постановление Европейского Суда от 22 февраля 1994 г. по делу "Бургхарц против Швейцарии" (Burghartz v. Switzerland), § 24, Series A, N 280-B), фотографии, содержащие, в частности, данные медицинского характера (см. Постановление Европейского Суда от 15 января 2009 г. по делу "Реклос и Давурлис против Греции" (Reklos and Davourlis v. Greece), жалоба N 1234/05, § 40) и его подробный диагноз (см. Решение Европейского Суда от 21 февраля 2002 г. по делу "Шюссель против Австрии" (Schussel v. Austria), жалоба N 42409/98, Постановление Европейского Суда от 27 августа 1997 г. по делу "M.S. против Швеции" (M.S. v. Sweden), §§ 31-35, Reports 1997-IV, и Постановление Европейского Суда от 30 октября 2012 г. по делу "P. и S. против Польши" (P. and S. v. Poland), жалоба N 57375/08, § 128), но и разрешили прямой доступ телевизионных съемочных групп к мальчику, которому было три года, а его родители отсутствовали. Из обстоятельств дела и применимого национального законодательства (см. часть 1 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан в разделе "Применимое национальное законодательство" настоящего Постановления) следует, что в то время как ребенок находился в больнице заявители имели право на защиту и уважение их личной и семейной жизни, и они не были информированы о вышеупомянутых действиях и не давали на него согласие.

176. Поскольку власти не требовали от причастных средств массовой информации никаких гарантий нераскрытия личности г. и ввиду последующего освещения событий, включавшего массовое распространение всех упомянутых сведений, соответствующая информация была фактически раскрыта общественности в целом. С учетом данных соображений Европейский Суд находит, что раскрытие этих данных ожоговой больницей и ее решение о предоставлении средствам массовой информации доступа к Г. составляли вмешательство в право заявителей на уважение их личной и семейной жизни, гарантированное пунктом 1 статьи 8 Конвенции. Остается определить, было ли вмешательство оправдано в значении пункта 2 статьи 8 Конвенции.


(b) Было ли вмешательство предусмотрено законом

177. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда выражение "предусмотрено законом" в пункте 2 статьи 8 Конвенции, в частности, подразумевает, что эта мера или меры должны иметь какую-либо основу в национальном законодательстве (см., например, Постановление Европейского Суда от 3 ноября 2011 г. по делу "Александра Дмитриева против Российской Федерации" (Aleksandra Dmitriyeva v. Russia), жалоба N 9390/05, §§ 104-107 *(9)).

178. Власти Российской Федерации ссылались на часть 5 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан (см. раздел "Применимое национальное законодательство" настоящего Постановления) в оправдание решения о предоставлении журналистам доступа к Г. и его медицинским данным, а также разрешения на фотографирование и видеозапись. Они также утверждали, что передача фотографий Г. помощнику Гер. врачом Пен. являлась законной в соответствии со статьями 17, 37 и 39 Федерального закона "О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации".

179. Европейский Суд прежде всего отмечает, что сами власти страны поставили под сомнение действия должностных лиц ожоговой больницы в связи с доступом прессы к Г. Это, по-видимому, повлекло решение об увольнении заведующего отделением Пен. и о выговоре заместителю главного врача этого учреждения (см. §§ 56 и 74 настоящего Постановления). В то же время Европейский Суд учитывает, что в материалах дела отсутствует подробная информация относительно данных разбирательств, поэтому он будет исходить из правовых норм, на которые ссылались власти Российской Федерации.

180. Что касается первого довода властей Российской Федерации, Европейский Суд сомневается в том, что указанная норма, а именно часть 5 статьи 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, применима к вопросам доступа и видеозаписи журналистами и телесъемочными группами, поскольку она упоминает лишь медицинские данные, а не информацию медицинского характера. Однако Европейский Суд не усматривает необходимости в разрешении этих сомнений, поскольку указанная норма в любом случае не дает разрешения на раскрытие этих данных обществу в целом. Часть 5 статьи 61 конкретно устанавливает, что при необходимости раскрытия лица, которым переданы сведения, составляющие врачебную тайну, несут ответственность за разглашение врачебной тайны в связи с любым причиненным ущербом. Кроме того, статьи 13.14 Кодекса об административных правонарушениях и 137 Уголовного кодекса прямо устанавливают ответственность за раскрытие этой конфиденциальной информации и не предусматривают исключений, под которые могли бы подпадать действия должностных лиц ожоговой больницы.

181. Что касается ссылки властей Российской Федерации на статьи 17, 37 и 39 Федерального закона "О статусе члена Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации" относительно передачи фотографий Г. помощнику Гер., Европейский Суд учитывает, что эти положения явно не предусматривали фотографирования г. персоналом ожоговой больницы и что они могли использоваться только как потенциально оправдывающие передачу фотографий Гер. В этом последнем отношении Европейский Суд отмечает, что сбор документов помощником члена Государственной Думы был возможен лишь в контексте официального обмена между соответствующим органом или учреждением и данным членом Государственной Думы. Требования об официальном запросе этих документов и поручении об их сборе со стороны члена Государственной Думы содержатся в пункте 2 статьи 17 и подпункте "в" пункта 1 статьи 39 вышеуказанного Федерального закона.

182. Как следует из устных показаний врача Пен. в судебном разбирательстве против заявителей 29 марта 2010 г. (см. § 56 настоящего Постановления) и из отсутствия такого документа в материалах дела или среди сведений, предоставленных властями Российской Федерации, Гер. не действовал по письменному запросу члена Государственной Думы, и вполне ясно, что действия Гер. не осуществлялись в рамках поручения, полученного от вышестоящего лица, а совершались по собственной инициативе. Ввиду этого Европейский Суд не может не заключить, что решение о передаче фотографий Г. помощнику Гер. не являлось законным с точки зрения законодательства страны, и соответствующие требования не были соблюдены.

183. Таким образом, Европейский Суд принимает во внимание, что власти Российской Федерации не доказали, что следующие действия должностных лиц ожоговой больницы имели основу в национальном законодательстве:

(a) фотографирование и хранение фотографий Г. и его травм;

(b) их последующая передача Гер.;

(c) выдача журналистам и съемочным группам четырех национальных телеканалов разрешения на доступ к Г., ведение видеозаписи и его фотографирование;

(d) предоставление журналистам информации об имени Г. и его состоянии здоровья.

С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что возникшее вмешательство в права заявителей, гарантированные статьей 8 Конвенции, не было "предусмотрено законом".

184. Отсюда следует, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в этой части.


V. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части нарушения тайны усыновления Г.


185. Со ссылкой на статью 8 Конвенции заявители жаловались также на то, что государство в лице неустановленных должностных лиц несет ответственность за несанкционированное раскрытие конфиденциальной информации относительно усыновления Г. средствам массовой информации. Они также указали, что следственные органы уклонились от установления и преследования лиц, причастных к этому раскрытию.


A. Доводы Сторон


186. Власти Российской Федерации оспорили этот довод, но согласились с заявителями в том, что раскрытие конфиденциальной информации имело место вскоре после происшествия 20 марта 2009 г., как утверждали заявители. Первоначально, они утверждали, что в соответствии со статьей 155 Уголовного кодекса раскрытие тайны усыновления составляло преступление и что заявителям следовало инициировать уголовное разбирательство в этой связи в компетентном органе. Власти Российской Федерации позднее признали, что заявители инициировали такое разбирательство, но утверждали, что их обращение преждевременно, поскольку расследование еще продолжается. Власти Российской Федерации отрицали, что должностные лица государства несут ответственность за несанкционированное раскрытие усыновленного статуса Г.

187. Заявители не согласились с властями Российской Федерации. Они не могли установить виновных в утечке, но полагали, что государство должно нести ответственность за само раскрытие или за отсутствие надлежащего расследования происшествия.


B. Мнение Европейского Суда


1. Приемлемость жалобы


188. Европейский Суд учитывает, что утверждения заявителей, обвиняющие государство в раскрытии данной информации средствам массовой информации, необоснованны, поскольку не подкреплены доказательствами, следовательно, Европейский Суд отклоняет их. Отсюда следует, что жалоба является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

189. Обращаясь к доводам заявителей относительно отсутствия надлежащего расследования несанкционированного раскрытия конфиденциальной информации об усыновленном статусе Г., Европейский Суд принимает к сведению возражение властей Российской Федерации о том, что жалоба является преждевременной.

190. В этой связи Европейский Суд отмечает, что государство-ответчик не утверждало, что средства, выбранные и примененные заявителями для доведения их претензий до сведения властей страны, были неэффективными или иным образом неадекватными. Он также учитывает, что заявители первоначально жаловались на несанкционированное раскрытие тайны усыновления Г. 5 ноября 2009 г. (см. § 75 настоящего Постановления). Следственный орган прямо упомянул этот вопрос в своем постановлении от 23 ноября 2009 г., но заявители, по-видимому, не получили копию этого постановления (см. § 76 настоящего Постановления), и только более чем через год, 12 декабря 2010 г., этот следственный орган ответил на первоначальное заявление возбуждением разбирательства (см. § 78 настоящего Постановления) и признанием заявителей потерпевшими (см. § 79 настоящего Постановления). Примерно через месяц следствие было приостановлено за отсутствием подозреваемых (см. § 80 настоящего Постановления), а через несколько дней возобновлено со ссылкой на то, что не "все возможные следственные действия" были проведены следователем (см. § 81 настоящего Постановления).

191. Европейский Суд учитывает, что 25 мая 2011 г., в дату предоставления государством-ответчиком второго комплекта объяснений и более чем через 18 месяцев после первоначальной жалобы заявителей, разбирательство все еще продолжалось на стадии следствия. Европейский Суд находит, что власти были осведомлены о несанкционированном раскрытии конфиденциальной информации не позднее 23 ноября 2009 г. (см. § 76 настоящего Постановления), поэтому они имели достаточно времени для возбуждения расследования по жалобам заявителей. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что, насколько заявители жаловались на неадекватность расследования, проводившегося до этого времени, они исполнили требование об исчерпании внутренних средств правовой защиты, и, таким образом, Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации.

192. Европейский Суд отмечает, что жалоба в этой части не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.


2. Существо жалобы


193. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с прецедентной практикой по статье 8 Конвенции понятие "личная жизнь" является широким и не поддающимся исчерпывающему определению и охватывает, в частности, информацию, относящуюся к личности, такую как имя лица, его фотографии, физическую и моральную неприкосновенность (см., например, Постановление Большой Палаты от 7 февраля 2012 г. по делу "Фон Ханновер против Германии" (Von Hannover v. Germany) (N 2), жалобы NN 40660/08 и 60641/08, § 95), и обычно распространяется на персональную информацию, в отношении которой лица могут законно ожидать, что она не будет опубликована без их согласия (см. Постановление Европейского Суда от 6 апреля 2010 г. по делу "Флинккиля и другие против Финляндии" (Flinkkila and Others v. Finland), жалоба N 25576/04, § 75, и Постановление Европейского Суда от 12 октября 2010 г. по делу "Сааристо и другие против Финляндии" (Saaristo and Others v. Finland), жалоба N 184/06, § 61). По мнению Европейского Суда, нет сомнения в том, что конфиденциальная информация об усыновлении Г. охватывалась понятием "личная жизнь" в отношении заявителей. Европейский Суд также учитывает отсутствие разногласий сторон по поводу того, что вскоре после инцидента 20 марта 2009 г. конфиденциальная информация об усыновленном статусе г. стала доступна журналистам, широко распространялась и воспроизводилась различными медиаисточниками (см. §§ 77 и 78 настоящего Постановления).

194. Европейский Суд также напоминает, что, хотя цель статьи 8 Конвенции заключается прежде всего в защите лица от произвольного вмешательства со стороны публичных органов, она не только обязывает государство воздерживаться от такого вмешательства: дополнительно к этому в первую очередь негативному обязательству могут существовать позитивные обязательства, присущие эффективному уважению личной или семейной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "K.U. против Финляндии" (K.U. v. Finland), жалоба N 2872/02, §§ 42-51, ECHR 2008).

195. Эти обязательства могут включать принятие мер, направленных на обеспечение уважения личной жизни даже в сфере отношений между лицами. Существуют различные способы обеспечения уважения личной жизни, и характер обязательства государства зависит от конкретного аспекта личной жизни, который является предметом рассмотрения. В то время как выбор средств обеспечения соблюдения статьи 8 Конвенции в сфере защиты против действий лиц в принципе относится к пределам усмотрения государства, эффективное сдерживание тяжких деяний, затрагивающих фундаментальные ценности и существенные аспекты личной жизни, требует наличия действенных уголовно-правовых норм (см. Постановление Европейского Суда от 26 марта 1985 г. по делу "X и Y против Нидерландов" (X and Y v. Netherlands), §§ 23-24 и 27, Series A, N 91, Решение Европейского Суда от 21 января 2003 г. по делу "Огаст против Соединенного Королевства" (August v. United Kingdom), жалоба N 36505/02, и Постановление Европейского Суда по делу "M.C. против Болгарии" (M.C. v. Bulgaria), жалоба N 39272/98, § 150, ECHR 2003-XII).

196. Европейский Суд учитывает, что утверждения заявителей касались несанкционированного сообщения конфиденциальной информации об усыновленном статусе несовершеннолетнего и являлись доказуемыми (см. § 75 настоящего Постановления). Кроме того, на практике заявители, действуя самостоятельно, в отсутствие государственной поддержки в форме официальной проверки, не имели эффективных средств установления лиц, совершивших эти действия, доказывания их причастности и успешного возбуждения разбирательства в судах страны. С точки зрения Европейского Суда, в настоящем деле затрагиваются фундаментальные ценности и существенные аспекты личной жизни и требуется эффективное сдерживание, которое может быть достигнуто прежде всего за счет наличия уголовно-правовых норм и их применения путем эффективного расследования и преследования.

197. Европейский Суд отмечает, что обжалуемые действия считаются преступными согласно национальному законодательству (см. статья 155 Уголовного кодекса в настоящем Постановлении), и нельзя утверждать, что расследование блокировалось или иным образом затруднялось каким-либо недостатком в законодательной базе или национальной практике (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "X и Y против Нидерландов", §§ 28-30, и в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "M.C. против Болгарии", §§ 169-187) или что имелись иные обстоятельства, объективно препятствующие следственному органу в безотлагательном возбуждении расследования и осуществлении сбора доказательств и установлении виновных.

198. Рассмотрев ход разбирательства, Европейский Суд отмечает, что компетентному следственному органу потребовалось более года для реагирования на первоначальное обращение заявителей. Даже после возбуждения производства очевидных кандидатов для допроса, журналистов и персонал медиаисточников, а также соответствующих должностных лиц Ленинского и Гольяновского органов опеки и ожоговой больницы, никто не беспокоил. Не допросив этих лиц, следователь приостановил производство по причине неустановления виновных. Постановление было впоследствии отменено, но представляется, что следствие с тех пор нисколько не продвинулось (см. §§ 80-82 и 191 настоящего Постановления).

199. При таких обстоятельствах и даже без рассмотрения вопроса о точных пределах и оперативности следствия, требуемых в подобных делах в контексте позитивного обязательства государства в соответствии со статьей 8 Конвенции, Европейский Суд не может не заключить, что расследование, проводимое властями страны до настоящего времени, не отвечает требованиям этого конвенционного положения.

200. В целом Европейский Суд находит, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в части уклонения государства-ответчика от расследования несанкционированного раскрытия конфиденциальной информации об усыновленном статусе Г.


VI. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части уклонения государства от защиты репутации заявителей и их личной и семейной жизни


201. Наконец, заявители жаловались со ссылкой на статьи 6, 8, 13 и 14 Конвенции на то, что суды страны не защитили их от "нападок" средств массовой информации на их репутацию и личной жизни. Средства массовой информации широко распространяли информацию о событиях дела, различных подробностях личной жизни заявителей, их фотографии и медицинские данные, а также давали преждевременные, фактически неверные и диффамационные оценки происшедшего. Заявители также жаловались на то, что суды страны не защитили их от этих "нападок" на их репутацию и личную жизнь.

Европейский Суд рассмотрит эту часть жалобы в соответствии со статьей 8 Конвенции, изложенной выше.


A. Доводы Сторон


202. Власти Российской Федерации в целом не согласились с заявителями. Они полагали, что общественность имела законный интерес в информаировании по поводу того, что произошло с бывшим приемным сыном заявителей, пресса и средства массовой информации только исполняли свой долг, заключавшийся в освещении событий, представляющих общий интерес. По мнению властей Российской Федерации, при принятии решения по иску заявительницы против ООО "Ньюс Медиа-Рус" суды правильно различали утверждения о фактах и оценочные суждения, требуя от ответчика доказать правдивость первых. Власти Российской Федерации также утверждали, что остальная часть требований заявителей относительно иных медиаисточников и других публикаций, а именно требования против Гер. и Первого канала, должна быть отклонена в связи с уклонением заявителей от возбуждения надлежащего разбирательства в судах страны и от использования права на ответ в связи с уже опубликованным материалом.

203. Заявители не согласились с властями Российской Федерации. Они утверждали, что пределы допустимой критики со стороны средств массовой информации в отношении частных лиц yже, чем в отношении пубичных фигур, что ввиду продолжения уголовного разбирательства они имели право на презумпцию невиновности, что отсутствовал доказуемый публичный интерес в доступе к чисто личной информации об их семье и что средства правовой защиты, предусмотренные национальным законодательством, в их деле оказались неэффективными. Заявители жаловались в целом на "медиакампанию" против них со стороны различных медиаисточников и на уклонение судов страны от их защиты в этой связи. Наконец, они выразили неудовлетворенность в связи с их неспособностью установить местонахождение Гер. и привлечь его к гражданской ответственности в суде.


B. Мнение Европейского Суда


1. Приемлемость жалобы


204. Прежде всего Европейский Суд рассмотрит довод властей Российской Федерации о том, что заявители не исчерпали доступные внутренние средства правовой защиты. В своих обращениях заявители ссылались на предполагаемое уклонение судов от их защиты в отношении

(i) материалов, опубликованных в медиаисточниках, контролируемых и принадлежащих ООО "Ньюс Медиа-Рус", в марте и апреле 2009 года (см. §§ 64, 65 и 86 настоящего Постановления),

(ii) телевизионной программы, транслировавшейся Первым каналом 16 апреля 2009 г. (см. §§ 67 и 68 настоящего Постановления), и

(iii) программы, транслированной каналом НТВ 17 октября 2009 г. (см. § 69 настоящего Постановления).

205. Рассмотрев применимое национальное законодательство и практику (см. подраздел G., "Правовые нормы о защите личной информации, личной жизни и репутации", раздела "Применимое национальное законодательство и практика"*(10) настоящего Постановления), Европейский Суд приходит к выводу о том, что применимое национальное законодательство, действовавшее в тот период, по крайней мере, теоретически могло обеспечить заявителям возможность получения возмещения в отношении предполагаемых нарушений их прав путем предъявления исков к этим медиаисточникам и требования возмещения вреда и/или опровержения опубликованных сведений.

206. Эту возможность заявители имели в отношении распространения фотографий и видеозаписей Г. и их самих, различных видов конфиденциальной медицинской информации о членах семьи (статьи 150, 151 и 152.1 Гражданского кодекса, статья 61 Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан и Постановление N 3 Пленума Верховного Суда России от 24 февраля 2005 г.), а также в отношении распространения сведений, предположительно порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина в связи с событиями 20 марта 2009 г. и в целом в связи с позицией и поведением заявителей (статья 152 Гражданского кодекса).

207. Очевидно, что заявители не возбуждали разбирательство в связи с вышеупомянутым пунктом (iii). Что касается пункта (ii), заявители решили отозвать свои требования и прекратить производство по делу против Гер. и Первого канала в связи с предполагаемой неспособностью установления местонахождения Гер. (см. §§ 83-85 настоящего Постановления). Европейский Суд учитывает, что заявители не утверждали, что невозможность возбуждения разбирательства против Гер. следовала из уклонения судов страны от оказания им необходимого содействия. Напротив, суды запросили сведения о местонахождении Гер. в различных органах власти (см. § 84 настоящего Постановления), и ничто не свидетельствует о том, что заявители были лишены доступа к суду в этом отношении вследствие бездействия судов или уклонения от реагирования.

208. Европейский Суд также учитывает, что в соответствии с пунктом 6 статьи 152 Гражданского кодекса заявители могли оспаривать правдивость предположительно порочащих высказываний, допущенных Гер. в телевизионной программе 16 апреля 2009 г., даже в его отсутствие, а также могли предъявить требования о защите чести и достоинства к Первому каналу, который транслировал данную программу, обособленно от требований, которые могли быть предъявлены к Гер. (см. пункт 5 Постановления Пленума Верховного Суда от 24 февраля 2005 г. N 3).

209. Кроме того, заявители могли возбудить отдельное разбирательство против Первого канала по поводу предполагаемого нарушения их права на уважение личной и семейной жизни в соответствии со статьей 152.1 Гражданского кодекса в связи с передачей фотографий и видеозаписей г. или требовать от этого ответчика возмещения вреда на основании статей 150 и 151 Гражданского кодекса за распространение медицинской и иной конфиденциальной информации об их семье.

210. Таким образом, Европейский Суд заключает, что российская правовая система предоставляла заявителям средства правовой защиты, от использования которых они уклонились. Соответственно, жалоба в части пунктов (ii) и (iii) подлежит отклонению в связи с неисчерпанием заявителями внутренних средств правовой защиты в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

211. Что касается пункта (i), в Европейском Суде заявители выражали неудовлетворенность по поводу несанкционированного распространения фотографий Г. и их самих и информации личного и медицинского характера о заявительнице и Г. Заявители также жаловались на предположительно оскорбительный и порочащий характер освещения и комментариев медиаисточниками, контролируемыми компанией-ответчиком. Однако Европейский Суд учитывает, что разбирательство, возбужденное заявителями против ООО "Ньюс Медиа-Рус", не соответствовало объему вышеизложенных претензий.

212. Судебное разбирательство поддерживалось только заявительницей и лишь в защиту ее права на "честь, достоинство и деловую репутацию", без упоминания других нарушений ее прав, на которые она ссылается в Европейском Суде (см. §§ 86-89 настоящего Постановления). Судебное разбирательство ограничилось обсуждением правдивости утверждений о фактах и описательных комментариев, сопровождавших фотографии заявительницы и Г. В его рамках не рассматривались вопросы о том, имели ли право указанные средства массовой информации публиковать фотографии Г. и заявительницы и нарушала ли публикация информации о лечении заявительницы и состоянии здоровья ее личную жизнь (см. § 87 настоящего Постановления).

213. С учетом ранее сделанных выводов о доступности средства правовой защиты в правовой системе страны относительно последнего круга вопросов (см. § 206 настоящего Постановления) Европейский Суд приходит к выводу о том, что эта часть жалобы отвечает требованиям пункта 1 статьи 35 Конвенции только в отношении заявительницы по поводу оспариваемых частей опубликованных материалов. Таким образом, Европейский Суд лишен возможности рассмотреть прочие доводы заявителей относительно тех же материалов, насколько они касаются фотографий Г. и сведений о его состоянии здоровья и фотографий заявительницы и конфиденциальной информации из ее медицинской карты. Европейский Суд рассмотрит указанные события, лишь насколько они составляют фактический контекст дела. Жалоба в остальной части подлежит отклонению в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

214. Европейский Суд находит, что жалоба заявительницы на предполагаемое уклонение судов страны от защиты ее прав, предусмотренных статьей 8 Конвенции, в отношении оспариваемых фрагментов опубликованного материала под пунктом (i) не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.


2. Существо жалобы


(a) Применима ли статья 8 Конвенции

215. Европейский Суд отмечает, что заявительница безуспешно оспаривала сведения, опубликованные в газетах*(11) "Твой день" (см. § 86 настоящего Постановления) со следующими утверждениями:

(a) что заявительница подвергла Г. жестокому обращению;

(b) что во время эпизода предполагаемого жестокого обращения, имевшего место 20 марта 2009 г., заявительница была пьяна;

(c) что жестокое обращение с Г. со стороны заявительницы имело место систематически на протяжении нескольких месяцев;

(d) что пункты (a) и (b) были подтверждены заявителем;

(e) что пункты (a) и (b) являлись официальными выводами врачей;

(f) что заявительница провела какое-то время в психиатрической больнице N 24, ей был поставлен диагноз о том, что она психически здорова, и она ожидала дополнительных медицинских анализов;

(g) что согласно утверждениям врачей заявительница принимала психотропные вещества;

(h) что заявительница была жестокой и больной в связи с пунктами (a)-(c), (e)-(g).

216. Заявительница могла быть опознана, поскольку статьи сопровождались фотографиями ее и Г., упоминались, в частности, имя Г. и первая буква фамилии Г., и указывалось, что семья проживает в "элитном поселке в Московской области". В этом отношении Европейский Суд особо учитывает тот факт, что семья проживала не в городе, а в деревне, что повышало воздействие публикации сведений по причине возможности того, что дело заявительницы могло стать известным ее соседям, тем самым вызвав общественное порицание и отторжение местным сообществом (см. Постановление Европейского Суда от 25 ноября 2008 г. по делу "Армониене против Литвы" (Armoniene v. Lithuania), жалоба N 36919/02, § 42).

217. Эти статьи и конкретно пункты (a)-(e), (g) и (h) обвиняли заявительницу в порицаемом или даже незаконном поведении, ставя под вопрос ее репутацию. По мнению Европейского Суда, не могло быть сомнения в том, что эти утверждения в отношении лица, не являвшегося публичной фигурой или политиком, относились к сфере "личной жизни" заявительницы в значении статьи 8 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 15 ноября 2007 г. по делу "Пфейфер против Австрии" (Pfeifer v. Austria), жалоба N 12556/03, §§ 33-35).

218. Европейский Суд учитывает, что заявительница жаловалась не на действия государства, а на уклонение государства от защиты ее репутации от вмешательства со стороны третьих лиц.

219. Европейский Суд напоминает, что, хотя цель статьи 8 Конвенции заключается прежде всего в защите лица от произвольного вмешательства со стороны публичных органов, она не просто вынуждает государство воздерживаться от подобного вмешательства: в дополнение к этому изначально негативному обязательству может возникать позитивное обязательство, присущее эффективному соблюдению права на уважение личной и семейной жизни. Эти обязательства могут включать принятие мер, направленных на обеспечение уважения личной и семейной жизни даже в сфере взаимоотношений между частными лицами. Границы между позитивным и негативным обязательствами, вытекающими из статьи 8 Конвенции, не требуют точного определения. Применимые принципы, так или иначе, являются одними и теми же. В обоих случаях должно быть установлено справедливое равновесие между конкурирующими интересами лица и общества в целом, и в обоих контекстах государство пользуется определенными пределами усмотрения (см. упоминавшееся Постановление Европейского Суда по делу "Фон Ханновер против Германии", § 57).

220. С учетом контекста продолжающегося уголовного разбирательства (см. §§ 26, 48-61 настоящего Постановления) относительно происшествия, которое освещали опубликованные материалы, основной вопрос в настоящем деле заключается в том, установило ли государство в контексте позитивных обязательств в соответствии со статьей 8 Конвенции справедливое равновесие между правом заявительницы на защиту ее репутации, что является элементом ее "личной жизни", и, с другой стороны, правом другой стороны на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шови и другие против Франции" (Chauvy and Others v. France), жалоба N 64915/01, § 70, ECHR 2004-VI).


(b) Исполнило ли государство свое позитивное обязательство по защите прав заявительницы, гарантированных статьей 8 Конвенции, в настоящем деле

221. Европейский Суд учитывает, во-первых, что заявительница являлась не публичной фигурой или политиком, а обычным человеком, в отношении которого возбуждено уголовное разбирательство (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Финккиля и другие против Финляндии", § 82). Ее статус обычного лица расширяет зону взаимодействия, которая может относиться к сфере личной жизни, и тот факт, что она являлась участницей уголовного разбирательства, не лишал ее защиты статьи 8 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шиакка против Италии" (Sciacca v. Italy), жалоба N 50774/99, §§ 28-29, ECHR 2005-I, и Постановление Европейского Суда от 10 февраля 2009 г. по делу "Эрикяйнен и другие против Финляндии" (Eerikainen and Others v. Finland), жалоба N 3514/02, § 66).

222. Преступные действия, которые она предположительно совершила и которые описывались в оспариваемых материалах, касались ее личного поведения в контексте семейной жизни. Данная информация уже была известна властям, которые начали расследовать происшествие 23 марта 2009 г. (см. § 26 настоящего Постановления), за несколько дней до первого опубликования сведений (см. § 64 настоящего Постановления). Это признавалось в одной из статей, где говорилось, что заявительнице "грозит тюрьма за жестокое обращение с ребенком" (см. § 65 настоящего Постановления).

223. Несмотря на то, что публикации не содержали утверждений о ненадлежащем поведении милиции или компетентного государственного органа в сфере усыновления, Европейский Суд готов согласиться с тем, что в более широком внутреннем контексте вопрос, затрагивавший подозрение в домашнем насилии в отношении усыновленного ребенка в семье, избранной и одобренной должностными лицами государства, мог доказуемо считаться важным для общества в целом.

224. Европейский Суд считает нужным напомнить, что пресса исполняет важнейшую функцию в демократическом обществе. Хотя она не должна выходить за определенные рамки, в том числе в отношении репутации и прав иных лиц и необходимости предотвращения раскрытия конфиденциальной информации, тем не менее ее обязанностью является распространение - способом, совместимым с ее обязанностями и ответственностью, - информации и идей по всем вопросам всеобщего интереса (см. Постановление Большой Палаты по делу "Бладет Тромсё и Стенсос против Норвегии" (Bladet Tromse and Stensaas v. Norway), жалоба N 21980/93, § 59, ECHR 1999-III). Не только у прессы есть задача распространять подобную информацию и мнения: общество имеет право на получение указанных сведений (см. Постановление Европейского Суда по делу ""Ньюс ферлагс ГмбХ & Ко. КГ" против Австрии" (News Verlags GmbH & Co. KG v. Austria), жалоба N 31457/96, §§ 55-56, ECHR 2000-I, Постановление Европейского Суда от 29 августа 1997 г. по делу "Ворм против Австрии" (Worm v. Austria), § 50, Reports 1997-V).

225. Кроме того, Европейский Суд ранее указывал, что было бы немыслимо полагать невозможным предшествующее или одновременное обсуждение предмета судебного разбирательства в специализированных журналах, в прессе общего назначения или в обществе в целом (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дюпюи и другие против Франции" (Dupuis and Others v. France), жалоба N 1914/02, § 35, ECHR 2007-VII). В то же время он отмечал, что в этом контексте должны соблюдаться гарантии справедливого судебного разбирательства (см. Постановление Европейского Суда от 24 ноября 2005 г. по делу "Тураншо и Жюли против Франции" (Tourancheau and July v. France), жалоба N 53886/00, § 66), и пределы допустимого комментирования не могут распространяться на утверждения, которые могут ухудшить, умышленно или невольно, шансы лица на справедливое рассмотрение его дела судом или подорвать доверие общественности к роли судов при отправлении правосудия по уголовным делам (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тураншо и Жюли против Франции", § 66, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ворм против Австрии", § 50).

226. Таким образом, журналисты обязаны соблюдать определенные правила и нести ответственность (см. Постановление Большой Палаты по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии" (Cumpana and Mazare v. Romania), жалоба N 33348/96, § 97, ECHR 2004-XI). В частности, право журналистов на распространение информации по вопросам общего интереса ограничено условием добросовестных действий и сообщений "достоверных и точных сведений" в соответствии с журналистской этикой (см., например, Постановление Европейского Суда от 23 октября 2008 г. по делу "Годлевский против Российской Федерации" (Godlevskiy v. Russia), жалоба N 14888/03, § 42*(12), и Рекомендацию Совета Европы N Rec(2003)13 о предоставлении через СМИ информации относительно уголовных процессов (§§ 113 и 114 настоящего Постановления). Отсюда следует, что в отношении продолжающегося уголовного разбирательства против заявительницы любое информирование о происшествии 20 марта 2009 г. должно было учитывать ее право на презумпцию невиновности и тот факт, что происшествие затрагивало частное лицо в чисто личном контексте.

227. Обращаясь к содержанию статей (см. § 86 настоящего Постановления), Европейский Суд принимает во внимание, что материалы преподносились в сенсационной и напоминавшей сплетни манере с крикливыми заголовками наподобие "Мать с дьявольским сердцем", "Меня избила мама", "Мамаше-извергу грозит тюрьма за жестокое обращение с ребенком", "Расплата за мучения ангела" размещались на первых полосах с фотографиями заявительницы и Г. Европейский Суд находит, что утверждения, выдвинутые бульварной прессой в отношении заявительницы, имели весьма серьезный характер и были представлены как утверждения о факте относительно виновности заинтересованного лица, а не как оценочные суждения.

228. Утверждения (a) и (b) имели фактический характер и были представлены таким образом, который создавал впечатление их проверенности или подтвержденности достоверным источником информации (см. пункты (d) и (e) в § 215 настоящего Постановления). В частности, сообщалось, что "мальчика избила и ошпарила приемная мать, [которая находилась] в состоянии алкогольного опьянения (как сообщил его отец)...", и "врачи дали официальное заключение, что ребенок... был избит приемной матерью". В первом случае заявитель был представлен общественности как достоверный источник информации в связи с его близостью к происшествию, а во втором предположительно имелось "официальное заключение" "врачей".

229. Утверждения (c), (f) и (g) имели фактический характер и в целом подкрепляли рассказ, но первое не ссылалось на источник, а два последних ссылались на содержание медицинской карты заявительницы и на заключение "врачей". Только утверждение (h) могло рассматриваться как оценочное суждение.

230. Европейский Суд учитывает, что в разбирательстве о защите чести и достоинства заявительница оспаривала соответствие действительности выдвинутых против нее утверждений, ссылаясь, в частности, на презумпцию невиновности и продолжающееся уголовное разбирательство (см. § 88 настоящего Постановления). Выявив в публикациях утверждения фактического характера, суды страны предложили ответчику доказать их. Суды приняли показания врача Кор., медсестры Сиб., запись в медицинской карте, сделанную врачом Леб., и медицинскую карту заявительницы из психиатрической больницы N 24 как достаточные доказательства для разрешения дела и пришли к общему заключению о том, что утверждения относительно заявительницы соответствовали действительности (см. §§ 87 и 88 настоящего Постановления).

231. Европейский Суд отмечает, что не является очевидным, что суды страны в своем анализе существа иска заявительницы о защите чести и достоинства придали значение презумпции невиновности или тому факту, что уголовное разбирательство в момент публикации материалов еще продолжалось. Также не представляется, что при оценке оспариваемой информации суды проверили, соблюдена ли журналистами обязанность действовать добросовестно и сообщать "достоверные и точные" сведения согласно журналистской этике.

232. Европейский Суд находит достойным сожаления, что суды не применили более требовательный стандарт доказывания, который учитывал бы вышеизложенные соображения, и что они также не проанализировали подробно все относимое содержание статей, сосредоточившись на довольно узком вопросе о том, слышали ли врачи или персонал ожоговой больницы от Г. что-либо компрометирующее заявительницу, что подтверждало бы пункты (a) и (b).

233. Однако пределы рассмотрения дела были намного шире, поскольку утверждения (a) и (b), исходившие от газеты, не были подкреплены воспоминаниями отдельных врачей или персонала больницы о том, что они слышали от четырехлетнего мальчика, и черпали достоверность в пунктах (d) и (e) и были дополнительно подкреплены пунктами (c), (f) и (g). Таким образом, для надлежащего рассмотрения иска заявительницы судам страны следовало проверить пункты (a) и (b) в контексте совокупности фактических утверждений относительно заявительницы.

234. В этой связи Европейский Суд находит, что имела место очевидная ошибка в сообщении газеты по пункту (d). Это утверждение могло считаться достоверным, только если бы оно прямо ссылалось на запись в медицинской карте, а не на заявителя в качестве источника информации, и было очевидно, что оно исходило от врача Леб., пересказывавшего то, что он предположительно слышал от заявителя. Как позже подтвердилось в уголовном разбирательстве против заявителей, заявитель никогда не поддерживал пункты (a) и (b), и его предполагаемое подтверждение в этой части было измышлением, что впоследствии признал врач Леб. (см. § 57 настоящего Постановления). Представляется, что эта информация была получена журналистами из медицинской карты Г. и впоследствии отредактирована и частично воспроизведена в выпуске газеты N 62 от 25 марта 2009 г. При определенной старательности суды страны могли легко проверить и выявить эту ошибку путем вызова и допроса заявителя или врача Леб. или того и другого.

235. Имела также место грубая неточность в пункте (e), поскольку "официальное заключение" "врачей", анонсированное в опубликованном материале, действительно представляло собой разрозненные воспоминания отдельных врачей о том, что они слышали от Г. после происшествия 20 марта 2009 г. Врачи и персонал ожоговой больницы могли иметь собственные мнения об обстоятельствах происшествия 20 марта 2009 г., но они никогда не расследовали этот вопрос официально или не представляли "официальное заключение" в этом отношении. Таким образом, нельзя утверждать, что пункт (e) являлся фактически точным.

236. Наконец, суды страны, вероятно, просто забыли проверить соответствие действительности пунктов (c) и (g), которые остались нерассмотренными и неподтвержденными какими-либо свидетелями в разбирательстве о защите чести и достоинства и которые, по-видимому, получили оценку в виде произвольного заключения судов о том, что опубликованные материалы являются правдивыми. Европейский Суд считает нужным подчеркнуть, что пункт (c) составлял отдельное и весьма серьезное утверждение фактического характера. Это было одним из обвинений против заявительницы, по которым она была полностью оправдана в уголовном разбирательстве (см. § 58 настоящего Постановления) и которые, таким образом, оказались ложными.

237. С учетом вышеизложенных обстоятельств Европейский Суд не убежден, что, сообщая о деле заявительницы в оспариваемых примерах, источник средств массовой информации представлял "достоверные и точные" сведения в соответствии с журналистской этикой (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Годлевский против Российской Федерации", § 42). Даже если материалы дела не позволяют заключить, что журналисты, готовившие материал, не действовали "добросовестно", они явно не приняли необходимых мер для сообщения о происшествии объективным и тщательным образом, вместо этого пытаясь преувеличить или чрезмерно упростить реальность, лежащую в основе их сообщений.

238. Европейский Суд полагает, что оспариваемые статьи в совокупности составляли вмешательство в право заявительницы на уважение личной и семейной жизни и опорочили ее, представив как установленные факты то, что не было надлежащим образом расследовано или установлено. При рассматриваемых обстоятельствах и с учетом реакции судов страны на иск заявительницы Европейский Суд не убежден в том, что мотивы, выдвинутые судами в защиту свободы выражения мнения компании-ответчика, перевешивали право заявительницы на защиту репутации и права на презумпцию невиновности. Следовательно, Европейский Суд полагает, что суды страны не установили справедливого равновесия между затронутыми конкурирующими интересами.

239. Соответственно, Европейский Суд находит, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в части уклонения судов страны от защиты права заявительницы на уважение репутации.


VII. Применение статьи 41 Конвенции


240. Статья 41 Конвенции предусматривает:


"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".


А. Ущерб


241. Заявители требовали компенсации в размере 140 940 евро в связи с предполагаемыми материальными потерями из-за утраты работы заявителя в банке, предположительно вызванной публикациями в средствах массовой информации по поводу событий настоящего дела. Они также утверждали, что им был причинен весьма серьезный моральный вред, оставив сумму его возмещения на усмотрение Европейского Суда. Заявители также требовали, чтобы Европейский Суд обязал государство-ответчика организовать воссоединение заявителей с Г. и П. в их семейном доме и возобновить разбирательство об отмене усыновления на уровне страны.

242. Власти Российской Федерации утверждали, что эти требования являлись необоснованными и в целом чрезмерными.

243. Европейский Суд не усматривает причинной связи между предполагаемым материальным ущербом и установленными нарушениями. В связи с этим он отклоняет требование заявителей о компенсации материального ущерба. Что касается их требования о компенсации морального вреда, Европейский Суд полагает, что заявители должны были испытать страдания и разочарование вследствие установленных нарушений. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 25 000 евро, а заявительнице 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанные выше суммы.

244. Наконец, в связи с ранее сделанными выводами о недостатках разбирательства об отмене усыновления Г. и П., которое окончилось вынесением решения от 17 июня 2009 г., оставленного без изменения при рассмотрении жалобы 13 августа 2009 г. (см. §§ 143-155 настоящего Постановления), Европейский Суд напоминает свою последовательную прецедентную практику о том, что, если заявитель подвергся нарушению его прав, гарантированных Конвенцией, он должен быть как можно скорее поставлен в положение, в котором он находился бы, если бы требования этого положения не были нарушены, и что наиболее целесообразной формой возмещения было бы в принципе возобновление производства по нему, при наличии такого требования (см. с необходимыми изменениями Постановление Большой Палаты по делу "Оджалан против Турции" (Ocalan v. Turkey), жалоба N 46221/99, § 210, последняя часть, ECHR 2005-IV, и Постановление Европейского Суда от 13 июля 2006 г. по делу "Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia), жалоба N 26853/04, § 264 *(13)). В этой связи Европейский Суд отмечает, что статья 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации предусматривает, что производство по делу может быть возобновлено ввиду установления Европейским Судом нарушения положений Конвенции (см. § 109 настоящего Постановления).


B. Судебные расходы и издержки


245. Заявители также требовали 25 832 евро в качестве компенсации юридических и иных издержек, понесенных в национальном разбирательстве, и 10 715 фунтов стерлингов 85 пенсов (примерно 12 100 евро) в качестве компенсации юридических и иных издержек, понесенных в страсбургском разбирательстве.

246. Власти Российской Федерации утверждали, что количество адвокатов и их гонорары являлись чрезмерными и что в любом случае не доказано, что заявители заблаговременно заключили соглашения об оказании юридической помощи или что все эти гонорары были действительно выплачены.

247. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. С учетом предоставленных ему материалов Европейский Суд находит разумным присудить заявителям 12 100 евро для возмещения юридических и иных издержек, понесенных в Европейском Суде, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителей в связи с этой суммой.


C. Процентная ставка при просрочке платежей


248. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.


На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал приемлемой жалобу в части отобрания Г. и П. под публичную опеку, решения об отмене усыновления детей, невозможности добиться пересмотра позиции властей относительно доступа к детям с 31 марта 2009 г. по 3 июня 2010 г., некоторых действий должностных лиц ожоговой больницы в период нахождения в ней Г., уклонения государства от расследования несанкционированного раскрытия конфиденциальной информации об усыновленном статусе Г. и предполагаемого уклонения судов страны от защиты права второй заявительницы на уважение репутации в связи с публикацией материалов ООО "Ньюс Медиа-Рус", а в остальной части - неприемлемой;

2) постановил, что по делу требования статьи 8 Конвенции в части отобрания Г. и П. под публичную опеку нарушены не были;

3) постановил, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в отношении заявителей в части решения об отмене усыновления детей заявителей;

4) постановил, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в отношении заявителей в части невозможности добиться пересмотра позиции властей относительно доступа к детям с 31 марта 2009 г. по 3 июня 2010 г.;

5) постановил, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в отношении обоих заявителей в части действий должностных лиц ожоговой больницы в период нахождения в ней Г.;

6) постановил, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в отношении обоих заявителей в части уклонения государства-ответчика от расследования несанкционированного раскрытия конфиденциальной информации об усыновленном статусе Г.;

7) постановил, что имело место нарушение требований статьи 8 Конвенции в отношении второй заявительницы в части предполагаемого уклонения государства-ответчика от защиты права заявительницы на уважение репутации в разбирательстве против ООО "Ньюс Медиа-Рус";

8) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителям следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 25 000 евро (двадцать пять тысяч евро) заявителю и 30 000 евро (тридцать тысяч евро) заявительнице, а также любой налог, подлежащий начислению на указанные суммы, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 12 100 евро (двадцать тысяч сто евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителей в связи с этой суммой, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

9) отклонил оставшуюся часть требований заявителей о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 18 апреля 2013 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.


Сёрен Нильсен

Секретарь
Секции Суда

Председатель
Палаты Суда
Изабель Берро-Лефевр


_____________________________

*(1) Имеется в виду детская поликлиника N 145 (прим. переводчика).

*(2) Буквально: "на основании соответствующего акта органа исполнительной власти субъекта Российской Федерации либо акта главы муниципального образования" (прим. переводчика).

*(3) Вероятно, здесь и в § 89 настоящего Постановления имеется в виду Московский городской суд (прим. переводчика).

*(4) Возможно, имеется в виду Бюро судебно-медицинской экспертизы Московской области, расположенное в Видном (прим. переводчика).

*(5) В этом и следующих разделах, цитирующих положения российского законодательства, в оригинальном тексте отсутствует нумерация параграфов (прим. переводчика).

*(6) Статья 155 УК РФ имеет только одну часть (прим. переводчика).

*(7) Статья 156 УК РФ имеет только одну часть (прим. переводчика).

*(8) Данный текст представляет собой свободный пересказ Европейским Судом положения статьи (прим. переводчика).

*(9) Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2013.

*(10) Вероятно, имеется в виду подраздел F., в котором хотя и отсутствует рубрика "Правовые нормы о защите личной информации, личной жизни и репутации", однако раскрываются соответствующие положения статей 150-152 Гражданского кодекса, которые, очевидно, имеет в виду Европейский Суд (прим. переводчика).

*(11) Очевидно, имеются в виду различные номера этого издания, в которых публиковались порочащие заявителей сведения (прим. переводчика).

*(12) Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.

*(13) Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2008.


Обзор документа


Для просмотра актуального текста документа и получения полной информации о вступлении в силу, изменениях и порядке применения документа, воспользуйтесь поиском в Интернет-версии системы ГАРАНТ: