Роль Европейского Суда по правам человека в Европейской системе защиты прав человека

Первый вопрос от Елены Ивановой из Москвы. Уважаемый г-н Вильдхабер! Расскажите, пожалуйста, что послужило причиной проведения реформы ЕСПЧ? В чем заключается эта реформа, сможет ли она, на Ваш взгляд, повысить эффективность ЕСПЧ?

Г-н Вильдхабер:

Первое, основной импульс, направляющий процесс реформирования - это усиление трудностей, связанных с неуклонно растущим количеством дел, с которыми призван справляться механизм, установленный Европейской конвенцией по правам человека. Удвоение числа стран, присоединившихся к Конвенции в течение примерно 10 лет, неизбежно должно был привести к подобной ситуации. В то же время многие из новых стран-членов Совета Европы имели свои особые и зачастую структурные проблемы, в которых и состоит причина увеличения числа жалоб. Вдобавок, растущее осознание и восприятие прав человека также оказало воздействие на страны члены Совета Европы. В результате, если в 1992 году нужно было рассмотреть в соответствии с Конвенцией шесть с половиной тысяч дел, то в прошлом году Суд получил 45 тысяч заявлений. В настоящее время ожидают рассмотрения примерно 75 тысяч дел.

Во вторых, смысл реформы, как я его вижу (а в понятие реформы я включаю различные меры, сопровождающие Протокол N 14) состоит в попытке восстановить баланс в правовой системе Конвенции в двух отношениях. Прежде всего, существует внешний аспект: система Конвенции является субсидиарной и требует, чтобы национальные власти, в особенности национальные суды, играли полномасштабную роль в обеспечении прав и свобод, защищаемых Конвенцией. Пострадавшие граждане должны иметь возможность потребовать защиты своих прав, вытекающих из Конвенции, на национальном уровне; национальные суды должны располагать эффективными средствами судебной защиты, согласованными со Страсбургским прецедентным правом. Вот почему Рекомендации, сопровождающие Протокол, подчеркивают необходимость в принятии мер на национальном уровне. Также и новые критерии приемлемости делают акцент на роли национальных судов. Вторая составляющая данного баланса является внутренней по отношению к механизму Конвенции. Это трудность примирения двух задач Суда: с одной стороны, отсеивания тысяч неприемлемых жалоб, а с другой - обработки и судебного рассмотрения существенных дел - дел, которые могут повести к обнаружению какого-либо нарушения и тем самым влияют на развитие прецедентного права по правам человека и улучшают защиту этих прав как на национальном уровне, так и по всей Европе. С 1998 года, когда Суд впервые встал перед необходимостью сочетать эти функции, слишком значительная доля его ресурсов и времени оказалась отдана задаче фильтрации жалоб, результатом чего был постепенный рост числа существенных дел, которые либо вовсе не рассматривались, либо рассматривались недостаточно быстро. Одна из целей реформы - дать Суду принципиальную возможность тратить больше времени на существенные дела благодаря упорядочению процедуры рассмотрения дел, которые либо неприемлемы, либо являются приемлемыми, но поднимают вопросы, аналогичные ранее рассмотренным. Это влечет за собой сокращение процедур для этих двух категорий дел до абсолютного минимума.

И третье, будет ли это достаточно эффективно? Суд хотел большего: например, установления отдельного фильтрующего органа в качестве единственного долгосрочного решения проблемы множества непремлемых дел. Кроме того, большинство членов Суда (хотя и не без споров) высказывались в пользу большей свободы его усмотрения в плане отбора дел, которые заслуживают полного судебного разбирательства - иными словами, в пользу необходимости сконцентрировать свои ограниченные ресурсы на самых важных делах. В конечном счете реформа не дала ни того, ни другого. Это значит, что Суд будет делать всё от него зависящее, чтобы извлечь максимальную пользу из новых процессуальных средств. Мы не сомневаемся, что увеличение производительности возможно - например, благодаря рассмотрению дел одним судьей и новым полномочиям комитетов, состоящих из трех судей, на вынесение решений в однотипных делах. В данный момент трудно посчитать, сколь велик будет ожидаемый выигрыш и, в любом случае, остаётся вопросом, будет ли он достаточен, чтобы справиться с грядущим увеличением нагрузки Суда. Лично я рассматриваю это скорее как первый шаг в длительном процессе. Я не верю (и я неоднократно со всей ясностью заявлял об этом представителям правительств Стран-членов Совета Европы), что больше ничего не потребуется. Напротив, дальнейшие действия неизбежны. В отношении тех элементов реформы, которые касаются национальных мер, то здесь явно имеется потенциал для значительного воздействия. Это, однако, зависит от степени доброй воли и добросовестности, которую проявят заинтересованные государства, и было бы чересчур оптимистичным ожидать конкретных результатов в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе.

Следующий вопрос от Кирилла Коротеева из Москвы. Вы выступили в качестве сторонника реформы Суда, предусмотренной протоколом N 14, в настоящее время открытым для подписания. Хотя поправки к Конвенции, касающиеся процедуры, носят более или менее бесспорный характер, основной проблемой для авторов проекта были новые критерии приемлемости. Предложенные ими нормы до некоторой степени напоминают положения Протокола N 9, согласно которым специальный комитет, состоящий из трех членов Суда, мог отказаться передать дело на рассмотрение Суда, если оно не затрагивает никакого важного вопроса в свете Конвенции. Однако Протокол N 14 добавляет два новых условия к данному критерию: 'уважение к правам человека' и 'дело, надлежащим образом рассмотренное внутригосударственным судом'. Как я понимаю, толкование этих условий является задачей палат Суда и его Большой Палаты. Могу ли я спросить, каким, на Ваш взгляд, может быть будущее их истолкование? Может ли дело, подпадающее под норму статьи 2 Конвенции, быть отвергнуто лишь по этим основаниям?

Г-н Вильдхабер:

Новые критерии приемлемости, включенные в статью 35 Конвенции, вводят понятие 'причинения значительного вреда' (significant disadvantage) в качестве условия приемлемости. Однако этот тест ограничен двойной гарантией: ни одно дело не может быть отвергнуто на этом основании, если уважение к правам человека требует его разбирательства по существу или если основанная на Конвенции жалоба не была должным образом рассмотрена судебным органом национального уровня. Это станет задачей Суда - определить конкретные контуры этих различных составляющих, и реально в течение первых двух лет после вступления в силу Протокола N14 судья при единоличном рассмотрении не будет вправе применять его. С моей стороны было бы чистой спекуляцией на данной стадии предсказывать, каким именно образом Суд их истолкует, и я не намерен этого делать. Существует довольно широкая палитра возможных интерпретаций. Нужно еще посмотреть, как всё это будет развиваться. Однако я не могу себе представить, чтобы убедительная жалоба, основанная на статье 2, была бы когда-либо отвергнута как несвязанная со 'значительным вредом' для заявителя.

Кирилла Коротеева интересует еще один вопрос. В этом году Суд отказался от практики проведения интервалов между первым раундом устных прений и ответами сторон на вопросы друг друга и судей, что сделало работу представителей сторон чрезвычайно сложной. Теперь приходится слушать высказывания другой стороны и одновременно готовить ответ на них. Что послужило причиной отказа от прежде предоставляемой сторонам возможности взять 10 минут на размышление?

Г-н Вильдхабер:

Практика в отношении проведения слушаний и особенно вопрос о том, следует или нет делать процессуальный перерыв, с тем чтобы позволить представителям сторон подготовить ответы на поставленные им вопросы, является делом соответствующей Палаты. Определённо не существует какого-либо формального решения ни в коем случае не делать перерыв, и в прошлом году было несколько слушаний, во время которых перерыв делался. Например, это может зависеть от сложности дела. Более того, стороны всегда могут попросить разрешения Суда представить ответы в письменном виде, если они не в состоянии дать удовлетворительный ответ прямо на месте.

Из Архангельска поступил вопрос от Лидии. Произойдут ли какие-либо изменения в деятельности Европейского Суда по правам человека в связи с принятием Конституции Европейского сообщества?

Г-н Вильдхабер:

Что касается новой Европейской Конституции, её влияние будет безусловно зависеть в первую очередь от её окончательной ратификации всеми странами-членами Европейского Союза. Мы очень надеемся, что эта ратификация произойдёт, поскольку мы считаем её прогрессом в деле европейской интеграции. Это придало бы юридически обязывающий характер Хартии основных прав, и прежде всего, потребовало бы от Евросоюза присоединиться к Европейской Конвенции по правам человека, тем самым заполнив давний пробел в европейской системе защиты прав человека (имеется в виду Хартия Европейского Союза об основных правах от 7 декабря 2000 года. - Примечание редактора). Таким образом, действия органов Евросоюза будут подвергнуты внешнему контролю того же рода, что сейчас применяется к властям всех стран ЕС на основании Европейской Конвенции. Аномалия, доселе исключавшая подобный контроль, будет устранена. Эффект от интеграции в Договор Хартии основных прав сам по себе будет зависеть от решений, которые необходимо найти в процессе присоединения для того, чтобы не возникло двух конкурирующих международных систем защиты прав человека (очевидно, имеется в виду Маастрихский договор 1992 г. об образовании Европейского Союза. - Примечание редактора). Я убежден, что вполне возможно найти подобные решения, и наш опыт взаимодействия с Европейским Судом правосудия в Люксембурге подкрепляет эту уверенность. Иными словами, результат обязательно будет, и об этом не следует забывать в дискуссиях о возможных будущих средствах и мерах реформы.

Насколько обязательны решения Европейского суда для государств- участников? Каковы механизмы воздействия на них в случае невыполнения ими решений ЕС? Были ли случаи подобного рода? Спрашивает Метлицкая Елена Геннадиевна из Калуги.

Г-н Вильдхабер:

Согласно статье 46 Конвенции, решения Суда являются обязательными в том смысле, что государства-ответчики должны им следовать. Поскольку решения Суда в принципе являются декларативными, то есть они только констатируют, было нарушение или нет и, в соответствующих случаях, присуждают компенсацию, то уже задачей Комитета министров является установление конкретных, а во многих случаях также и общих мер, которые требуются от государства для исполнения решения. Что касается конкретных мер, то обязанность заключается в том, чтобы, насколько это возможно, вернуть заявителя в то положение, в котором он или она находились бы, не будь против них совершено нарушений. Очевидным примером подобной конкретной меры была бы ситуация, при которой заявитель подвергся незаконному задержанию и все еще находился в заключении в тот момент, когда решение Суда в его пользу стало окончательным. В подобных обстоятельствах совершенно очевидно, что безусловной обязанностью было бы обеспечить наискорейшее освобождение данного лица. Относительно общих мер той целью, которую преследует Комитет министров в процессе исполнения и в ходе своего диалога с государством-ответчиком, будет устранение причин нарушения, включая, если это необходимо, законодательные меры. Это согласуется с целью Конвенции, состоящей в выявлении и исправлении изъянов в системе защиты прав человека на национальном уровне. Это также помогает предотвратить обременение Суда новыми делами по вопросам, которые уже рассматривались. Поэтому сам Суд не надзирает за исполнением своих решений, и он определённо не имеет в своем распоряжении никаких средств, чтобы обеспечить их исполнение. Существенным инструментом для принуждения к исполнению является 'давление со стороны равных', осуществляемое через Комитет министров, и, в общем и целом, оно оказалось эффективным в течение прошедших лет лишь с одним или двумя хорошо известными и, я бы сказал, нетипичными исключениями. Конечно, исполнение не всегда является простым делом, особенно когда речь идет о структурной проблеме. Оно также может оказаться чрезвычайно дорогостоящим. Невзирая на это, до настоящего времени система работала довольно хорошо. Однако мы должны оставаться бдительными, поскольку любая попытка подорвать эффективность исполнения ударит в самую сердцевину Конвенции и поставит доверие к ней под угрозу.

Евгений Соколов из Москвы хочет узнать, каковы основания отмены или изменения решения национального суда Европейским Судом по правам человека. Я слышал такой комментарий, что Европейский Суд пересматривает дело, если нарушены процессуальные нормы при рассмотрении дела национальным судом. Но, если национальный суд допустил ошибку при применении нормы материального права, то это не является основанием для отмены постановления национального суда. Разъясните, пожалуйста.

Г-н Вильдхабер:

Я не уверен, что я правильно понял этот вопрос. Насколько я понимаю, здесь необходимы два замечания. Прежде всего, Суд сам не может изменять или отменять решения национальных судов. Как я уже указывал в связи с исполнением решений, установление последствий обнаружения Судом какого-либо нарушения является обязанностью Комитета министров. Второй момент состоит в том, что Европейский Суд по правам человека однозначно не является апелляционным судом. Убежденность в обратном является источником немалой путаницы. Я имею в виду то, что вы в принципе не можете явиться в Страсбург, чтобы обжаловать решение в национальных судах по существу. В частности, в контексте статьи 6 задачей Суда является рассмотрение того, были ли соблюдены соответствующие процедурные гарантии и, в целом, было ли разбирательство справедливым. Он не будет рассматривать вопросы факта и права с материальной точки зрения. В делах связанных с другими статьями Конвенции положение несколько отличается, поскольку даже если процессуальный аспект остаётся важным, Суд по определению вправе также разобрать и некоторые материальные вопросы. Однако всё равно остаётся неизменным, что оценка фактов и толкование национального права является задачей прежде всего и в первую очередь национальных судов.

Иванов Алексей Юрьевич из Москвы просит Вас высказать свое мнение по следующей возможной проблеме. Если ЕСПЧ признает противоречащими Конвенции нормативный акт российского законодательства и правоприменительную практику, основанную на этом акте, а Конституционный Суд РФ признает этот же акт и ту же практику соответствующими Конституции РФ, чье решение должно, на Ваш взгляд, иметь приоритет? Должен ли такой нормативный акт быть отменен или же нет?

Г-н Вильдхабер:

Чтобы ответить на этот вопрос, я просто сошлюсь на то, что я уже сказал относительно исполнения и обязывающего характера решений Суда.

Вопрос из Воронежа от Леонова Анатолия Анатольевича. В Конвенции сказано, что условие приемлемости жалобы - это исчерпание внутренних правовых средств защиты. К таким средствам практика Европейского Суда относит и участие адвоката в деле. И неоднократно Суд признавал жалобу неприемлемой, т.к. не было обеспечено участие адвоката. Если у истца имеется юридическое образование или у него просто нет денег на адвоката. Можно ли говорить в данном случае, что не использованы все внутренние правовые средства?

Г-н Вильдхабер:

Я не вполне понимаю этот вопрос. В отношении исчерпания внутренних средств судебной защиты, проблема того, необходимо ли юридическое представительство, является вопросом национального права. В рамках процесса в Страсбурге заявитель не должен непременно быть представлен на ранних стадиях разбирательства. Юридическое представительство в принципе требуется после того как дело было формально сообщено государству-ответчику, но для малоимущих заявителей в таких случаях есть возможность оказания помощи в оплате юридического представительства. Я не думаю, что заявители не в состоянии обратиться в Страсбург из-за отсутствия средств. В определенном смысле, напротив, именно потому, что процедура ничего не стоит и весьма доступна, мы имеем такое обилие дел.

Колитеевский Иван из Москвы просит Вас пояснить, в какой взаимосвязи находятся Европейский Суд по правам человека и национальные суды, в том числе, какую роль должны играть прецеденты Европейского Суда по правам человека при принятии внутренних нормативных правовых актов и рассмотрении конкретных дел национальными судами, особенно судами РФ?

Г-н Вильдхабер:

Как Суд всегда утверждал, правовая система Конвенции является субсидиарной и поэтому в отношении своей эффективности она сильно зависит от желания национальных судов применять Конвенцию. Фундаментальной целью Конвенции является создание ситуации, при которой граждане не должны обращаться в Страсбург, поскольку они могут получить адекватную помощь в рамках их собственных национальных судебных систем. По этой же причине фундаментально важно и то, чтобы национальные суды следили за развитием прецедентного права на основе Конвенции и следовали бы принципам юриспруденции, разработанным Судом. В этом отношении мне были особенно приятны постановление пленума российского Верховного Суда и недавние заявления председателя российского Конституционного Суда г-на Зорькина, который в январе выступил с обращением на церемонии открытия нового судебного года (Имеется виду Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. N 5 "О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации". - Примечание редактора).

Следующий вопрос пришел из Краснодара от Носкова Александра Николаевича. В РФ нарушение прав и свобод человека является скорее правилом, чем исключением. Рассмотрение частных жалоб граждан РФ в Европейский Суд затягивается на несколько лет. Ответственность должностных лиц и органов государственной власти РФ, нарушающих права граждан, или вовсе не наступает, или носит условный характер. Вопрос: 1. Каков механизм и способы воздействие Европейского Суда на предотвращение нарушения прав человека в РФ? 2. Как Европейский Суд отслеживает исполнение своих решений и соблюдение прав человека в дальнейшем при аналогичных ситуациях? 3. Несет ли РФ ответственность перед мировым сообществом за несоблюдение прав человека на своей территории, и каким образом? 4. Как в Европейском суде предусматривается решение вопроса о более быстром рассмотрении жалоб и вынесении решений?

Г-н Вильдхабер:

Это правда, что страсбургская процедура занимает много времени, и это особенно верно относительно тех сроков, которые потребовались для того, чтобы начать выносить первые решения, касающиеся России. Но скоро вы увидите больше решений, поскольку, будучи освобождён от значительной массы неприемлемых дел, Суд теперь в состоянии несколько больше сконцентрироваться на существенных и потенциально хорошо обоснованных делах. Так что вы увидите увеличение количества решений, касающихся России. Кроме того, Суд уже дал приоритет некоторым российским делам.

Конечно, эффективное исполнение решений является ключевым вопросом, и не только потому что позволяет восстановить права соответствующего лица или лиц, но также и потому, что предотвращает будущие нарушения. Как я уже сказал, это зависит от доброй воли соответствующего государства и от того давления, которое Комитет министров будет готов оказать. В целом, система всегда работала хорошо, за небольшим числом исключений. Для закрепления эффективности системы права Конвенции в целом принципиально важно, чтобы правительства уважали свою юридическую обязанность принимать необходимые меры для следования решениям Суда.

Марк Рубан из Москвы интересуется. Существует ли в Европейском суде процедура приостановления исполнения решения национального суда после принятия жалобы к рассмотрению?

Г-н Вильдхабер:

Суд сам не может напрямую отложить исполнение какого-либо национального решения и разбирательство в Страсбурге обычно не имеет отлагательного эффекта. Однако Суд может указать государству-ответчику меры, необходимые для того, чтобы обеспечить надлежащее проведение разбирательства. Он делает это довольно часто в отношении процедур выдворения или экстрадиции, когда заявитель мог бы подвергнуться реальной угрозе серьезного физического вреда, будучи выслан в страну назначения. Суд недавно постановил, что в случае, если какое-либо правительство не соблюдает указания, основанного на применении правила 39 Регламента Суда, то это может фактически воспрепятствовать осуществлению права на личную жалобу и повести к нарушению статьи 34 Конвенции.

Скажите, пожалуйста, по каким критериям рассчитывается компенсация морального вреда, причиненного незаконными действиями государственных органов, в ЕСПЧ? Спрашивает Роман из Саратова.

Г-н Вильдхабер:

Суд разрешает вопрос о возмещении морального ущерба на основании конкретных фактов дела.

Кальяненко Александр Сергеевич из Москвы просит разъяснить: какие способы толкования в Вашей деятельности являются ведущими. Можно ли считать решения Европейского Суда по правам человека прецедентным правом. Как Вы относитесь к расширительному толкованию.

Г-н Вильдхабер:

Это могло бы стать темой довольно длинной статьи, но, наверное, следует указать три основных принципа. Первым из них является автономный смысл терминов Конвенцию. Возьмём для примера, выражение 'субъективное гражданское право' (civil right), которое имеет в Конвенции самостоятельное значение, так что его смысл неизменен во всех странах. Второй принцип - это принцип 'живого инструмента', согласно которому термины Конвенции должны истолковываться через призму условий сегодняшнего дня. Это особенно очевидно в отношении статьи 8 (право на уважение семейной и частной жизни), поскольку оба этих понятия сильно эволюционировали как в моральном, так и в научном/технологическом смысле со времени 1950-х годов. Третий принцип - это знаменитое 'пределы свободы усмотрения' (margin of appreciation). Согласно этой доктрине, национальные власти находятся в наилучшем положении для того, чтобы в первой инстанции разрешить связанные с Конвенцией определенные вопросы, касающиеся местных фактов - прежде всего потому, что они физически ближе к ним и, во-вторых, потому, что национальные власти в принципе имеют в демократическом обществе известную степень демократической легитимности, которая требует от Суда некоторым образом сдерживать себя при оценке соответствия Конвенции тех или иных мероприятий. Это может соблюдаться в особенности относительно разрешенных видов вмешательства в права и свободы, изложенных в статьях 8, 9, 10 и 11 и более всего относительно применения критерия 'необходимости' в демократическом обществе.

Интересный вопрос прислал Коваленко Алексей из Оренбурга. Расскажите, пожалуйста, о том, каковы на Ваш взгляд известные Европейскому Суду наиболее типичные и наиболее вопиющие проблемы (нарушения), существующие в организации и отправлении правосудия в странах Восточной Европы и в России в частности. Возможно ли назвать какие-то общие "болевые точки"? Что, по Вашему мнению, надлежит обязательно реформировать в России в этой области в первую очередь? Не допускались ли в период всего существования Европейского Суда какие-то серьезные нарушения прав субъектов частного права самими судьями Европейского Суда; как и кем осуществляется контроль за деятельностью судей Европейского Суда?

Г-н Вильдхабер:

Возможно, наиболее обычной проблемой, с которой мы сталкиваемся, является неисполнение, вопреки статье 6 Конвенции, окончательных судебных решений, что характерно для судебных систем, которые в силу множества причин, включая крайний недостаток ресурсов, не работают так, как должны были бы работать в соответствии с Конвенцией. Это звучит упрощенно - говорить, что решение всех этих проблем заключается в том, чтобы иметь надлежащим образом функционирующую судебную систему, которая обеспечивала бы эффективное применение предусмотренных Конвенцией гарантий, но, опять-таки, именно это имеет в виду система права Конвенции. Мы хорошо сознаем, что никогда не было возможным моментально добиться этого.

Госпожа Малиновская из Москвы спрашивает. Как Вы полагаете, изменится ли правоприменительная практика Европейского Суда в отношении российских граждан, обжалующих применение к ним законодательных норм, позволяющих ограничивать их права и свободы? Вопрос обусловлен планируемыми существенными изменениями законодательных норм в сфере регулирования избирательных прав граждан, ограничения свободы слова, свободы передвижения, тайны переписки, телефонных переговоров и т.д. На ваш взгляд, является ли террористическая угроза основанием для проведения радикальных реформ в сфере регулирования прав граждан и соответственно отхода от уже применяемых в России демократических принципов?

Г-н Вильдхабер:

Я уже прежде говорил о том, что права человека должны приспособиться к существующей в демократическом обществе необходимости защиты против терроризма, который является антитезой правам человека. Но одной из целей терроризма как раз является подрыв демократии и прав человека, и потому чрезмерно репрессивные меры также приведут в победе терроризма. Права человека являются мишенью терроризма, но они также в долгосрочном плане - одно из наиболее эффективных орудий против него. Поэтому демократические правительства должны при обеспечении необходимой безопасности для своих граждан достичь равновесия между упреждением террористической угрозы и поддержанием фундаментальных прав.

Компания 'Гарант' благодарит Совет Европы и Европейский Суд по правам человека за помощь в организации интернет-конференции.