Определение Конституционного Суда РФ от 21 сентября 2017 г. № 1797-О “Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Дильмухаметова Айрата Ахнафовича на нарушение его конституционных прав частью третьей статьи 47 и частью первой статьи 205.2 Уголовного кодекса Российской Федерации”

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,

заслушав заключение судьи А.И. Бойцова, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» предварительное изучение жалобы гражданина А.А. Дильмухаметова, установил:

1. В жалобе, поданной в Конституционный Суд Российской Федерации в интересах гражданина А.А. Дильмухаметова его адвокатом, оспаривается конституционность положений Уголовного кодекса Российской Федерации, согласно которым лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью может назначаться в качестве дополнительного вида наказания в случаях, когда оно не предусмотрено соответствующей статьей Особенной части данного Кодекса в качестве наказания за соответствующее преступление, если с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления и личности виновного суд признает невозможным сохранение за ним права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью (часть третья статьи 47); публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма наказываются штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей либо в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо лишением свободы на срок от двух до пяти лет (часть первая статьи 205.2).

Как следует из представленных материалов, в сентябре-октябре 2012 года по инициативе А.А. Дильмухаметова в сети «Интернет» была размещена написанная им статья, которая решением Кировского районного суда города Уфы от 15 марта 2013 года признана экстремистским материалом, с чем в целом согласился Верховный Суд Республики Башкортостан, определивший 28 мая 2013 года считать статью экстремистской за исключением приведенных в ней цитат из Корана. Принимая во внимание эти судебные решения, приобщенные наряду с иными доказательствами к материалам уголовного дела, а также основываясь на заключении комплексной психолого-лингвистической, политологической, религиоведческой и исторической судебной экспертизы от 17 апреля 2014 года о том, что данная статья содержит высказывания, побуждающие к построению вооруженным путем независимой от России республики башкир, Кировский районный суд города Уфы приговором от 12 марта 2015 года признал А.А. Дильмухаметова виновным в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьи 205.2 УК Российской Федерации, и назначил ему наказание в виде лишения свободы на срок три года с лишением права заниматься публицистической деятельностью на срок два года.

Апелляционные жалобы стороны защиты на приговор оставлены без удовлетворения постановлением Верховного Суда Республики Башкортостан от 22 июля 2015 года. В передаче ее кассационных жалоб для рассмотрения в судебном заседании судов кассационной инстанции отказано постановлениями судьи Верховного Суда Республики Башкортостан от 30 сентября 2015 года и судьи Верховного Суда Российской Федерации от 3 февраля 2016 года. Не нашел оснований для такой передачи и заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации (письмо от 24 октября 2016 года). Суды, помимо прочего, сочли правомерным назначение А.А. Дильмухаметову в соответствии с частью третьей статьи 47 УК Российской Федерации дополнительного наказания в виде лишения права заниматься публицистической деятельностью, поскольку он осужден за публичные призывы к осуществлению террористической деятельности в опубликованной в сети «Интернет» статье.

По мнению заявителя, часть первая статьи 205.2 УК Российской Федерации, позволяя считать публичными призывами к осуществлению террористической деятельности цитаты из Корана, противоречит статьям 19 (часть 2) и 28 Конституции Российской Федерации, гарантирующим равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от отношения к религии, свободу вероисповедания, включая право свободно выбирать, иметь и распространять религиозные убеждения и действовать сообразно с ними, а часть третья статьи 47 данного Кодекса - ее статьям 37 (часть 1) и 44 (часть 1) в той мере, в какой, допуская лишение права заниматься публицистической деятельностью, нарушает его право свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию, а также свободу его литературного, художественного и других видов творчества как писателя и публициста.

2. Конституция Российской Федерации, устанавливая, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью, и признавая идеологическое многообразие в качестве одной из основ конституционного строя, провозглашает свободу мысли и слова, в том числе право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом, и гарантирует каждому свободу совести, свободу вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные или иные убеждения и действовать в соответствии с ними (статья 2; статья 13, часть 1; статья 28; статья 29, части 1 и 4). Вместе с тем Конституция Российской Федерации, исходя из того что Россия как демократическое правовое государство обязана обеспечивать признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека и гражданина, единство статуса личности на всей ее территории, защиту других конституционных ценностей, таких как суверенитет и государственная целостность, единство системы государственной власти и экономического пространства (статья 1, часть 1; статьи 2-6; статья 8, часть 1; статья 15, части 1 и 2), и что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц (статья 17, часть 3), предусматривает возможность ограничения прав и свобод в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (статья 55, часть 3).

Названные конституционные положения соотносятся со стандартами, закрепленными в международно-правовых актах, которые, провозглашая право каждого человека на свободу мысли, совести и религии, право беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободно выражать свое мнение, включая свободу искать, получать и распространять всякого рода информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ, одновременно устанавливают, что осуществление этих прав и свобод может быть сопряжено с определенными ограничениями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе, в частности, в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, прав других лиц (статьи 18, 19 и 29 Всеобщей декларации прав человека, статьи 18 и 19 Международного пакта о гражданских и политических правах, статьи 9 и 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод).

Соответственно, если гражданин, осуществляя свои права и свободы (включая свободу мысли и слова, свободу творчества, право иметь и распространять убеждения и действовать сообразно с ними), в то же время нарушает права и свободы других лиц и такое нарушение (независимо от того, направлено оно против конкретных лиц или против общественного порядка в целом) носит общественно опасный и противоправный характер, то виновный может быть привлечен к публично-правовой - в том числе уголовной - ответственности, которая преследует цель охраны публичных интересов; при этом значение имеет не только форма выражения своих убеждений, но и способы распространения информации, а также ее содержание (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 25 сентября 2014 года № 1873-О, от 27 октября 2015 года № 2450-О, от 29 сентября 2016 года № 1927-О, от 28 марта 2017 года № 665-О, от 27 июня 2017 года № 1411-О и др.).

2.1. Федеральный закон от 6 марта 2006 года № 35-ФЗ «О противодействии терроризму», определивший в статье 3 терроризм как идеологию насилия и практику воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий (пункт 1), включил в террористическую деятельность - наряду с такими ее проявлениями, как организация, планирование, подготовка, финансирование и реализация террористического акта (подпункт «а» пункта 2), подстрекательство к террористическому акту (подпункт «б» пункта 2) и информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации террористического акта (подпункт «д» пункта 2), - пропаганду идей терроризма, распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления этой деятельности (подпункт «е» пункта 2).

Тем самым террористической признается деятельность, обращенная к неопределенно широкому кругу лиц и выходящая за рамки классического соучастия в тех его формах и видах, которые закреплены в статьях 32-35 УК Российской Федерации и предполагают индивидуализированную субъективную связь между лицами, совместно участвующими в совершении конкретного умышленного преступления в качестве исполнителя, организатора, подстрекателя и пособника. Тем не менее, будучи адресованной массовому сознанию либо вниманию отдельных слоев общества, сегментированных по религиозным, этническим и другим признакам, и направленной на формирование обстановки приемлемости идеологии терроризма и даже желательности ее претворения в общественную практику, такая деятельность также вызывает потребность в адекватных и эффективных мерах превентивного характера.

Так, согласно Декларации о мерах по ликвидации международного терроризма, утвержденной Резолюцией 49/60 Генеральной Ассамблеи ООН от 9 декабря 1994 года, государства, руководствуясь целями и принципами Устава ООН и другими нормами международного права, обязаны воздерживаться от попустительства или поощрения деятельности, направленной на совершение террористических актов (пункт 4), предпринимать все необходимые шаги к претворению в жизнь международных конвенций о борьбе с терроризмом, включая приведение своего внутреннего законодательства в соответствие с этими конвенциями (подпункт «e» пункта 5). В Обзоре Глобальной контртеррористической стратегии Организации Объединенных Наций (Резолюция 70/291 Генеральной Ассамблеи ООН от 1 июля 2016 года) признается приверженность всех религий делу мира и осуждаются акты насильственного экстремизма, создающего питательную среду для терроризма, и подстрекательства к совершению террористических актов, которые разжигают ненависть и создают угрозу жизни (преамбула), подчеркивается важность разработки эффективных средств противодействия террористической пропаганде, подстрекательству и вербовке (пункт 43), отмечается необходимость противодействия оправданию насилия (пункт 54), государства призываются к принятию законодательных мер, чтобы запретить подстрекательство к совершению террористического акта (пункт 58).

Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15 июня 2001 года, основываясь на том, что терроризм, сепаратизм и экстремизм представляют угрозу международному миру и безопасности, развитию дружественных отношений между странами, серьезно угрожают территориальной целостности государства, его безопасности, политической, экономической и социальной стабильности, а также осуществлению основных прав и свобод человека и - вне зависимости от их мотивов - не могут быть оправданы (преамбула), обязывает стороны этого международного договора принимать меры, в том числе в области национального законодательства, для обеспечения того, чтобы терроризм, сепаратизм и экстремизм ни при каких обстоятельствах не подлежали оправданию по соображениям исключительно политического, философского, идеологического, расового, этнического, религиозного или иного аналогичного характера и влекли наказание сообразно степени их тяжести (статья 3). В свою очередь, Конвенция Совета Европы о предупреждении терроризма от 16 мая 2005 года, признавая, что террористические преступления, кем бы они ни совершались, не могут быть оправданы указанными соображениями (преамбула), определяет публичное подстрекательство к совершению террористического преступления как распространение или иное представление какого-либо обращения к общественности в целях побуждения к совершению такого преступления, когда это поведение, независимо от того, пропагандирует оно или нет непосредственно террористические преступления, создает опасность совершения одного или нескольких таких преступлений; государства обязаны принимать меры, которые могут потребоваться для признания публичного подстрекательства к совершению террористического преступления, когда оно совершается незаконно и умышленно, в качестве уголовно наказуемого в рамках своего внутреннего законодательства (статья 5).

Из приведенных положений вытекает недопустимость такого использования конституционно и конвенционно гарантированных свободы совести и вероисповедания, свободы слова и права на распространение информации, которое позволяло бы лицу в нарушение норм национального законодательства и корреспондирующих им международно-правовых норм, являющихся составной частью правовой системы России, беспрепятственно и безнаказанно заниматься какой-либо деятельностью и совершать какие бы то ни было действия, направленные на публичное подстрекательство к терроризму или его публичное оправдание, в частности по религиозным соображениям.

2.2. В целях уголовно-правового обеспечения противодействия терроризму и выполнения международных обязательств по пресечению террористической деятельности законодатель, реализуя свои полномочия в сфере регулирования и защиты прав и свобод человека и гражданина, а также уголовного законодательства (статья 71, пункты «в», «о», Конституции Российской Федерации), включил Федеральным законом от 27 июля 2006 года № 153-ФЗ в Уголовный кодекс Российской Федерации статью 205.2, часть первая которой устанавливает, что публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма наказываются штрафом в размере от ста тысяч до пятисот тысяч рублей либо в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо лишением свободы на срок от двух до пяти лет. Федеральным законом от 6 июля 2016 года № 375-ФЗ часть вторая данной статьи, предусматривающая ответственность за те же деяния, совершенные с использованием средств массовой информации, дополнена указанием на использование при этом также электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети «Интернет», наказуемое штрафом в размере от трехсот тысяч до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от трех до пяти лет либо лишением свободы на срок от пяти до семи лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет.

Согласно пункту 1 примечаний к статье 205.2 УК Российской Федерации в данной статье под публичным оправданием терроризма понимается публичное заявление о признании идеологии и практики терроризма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании. Под публичными же призывами к осуществлению террористической деятельности следует понимать выраженные в любой форме (например, в устной, письменной, с использованием технических средств) обращения к другим лицам с целью побудить их к ее осуществлению, т.е. к совершению преступлений, предусмотренных статьями 205-206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279, 360 и 361 УК Российской Федерации; вопрос о публичности призывов к осуществлению террористической деятельности или оправдания терроризма должен разрешаться судами с учетом места, способа, обстановки и других обстоятельств дела (обращения к группе людей в общественных местах, на собраниях, митингах, демонстрациях, распространение листовок, вывешивание плакатов, распространение обращений путем массовой рассылки сообщений абонентам мобильной связи и др.); решая вопрос об использовании средств массовой информации, электронных или информационно-телекоммуникационных сетей, включая сеть «Интернет», для публичных призывов к совершению террористической деятельности или публичного оправдания терроризма, надо учитывать нормы Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года № 2124-I «О средствах массовой информации» и Федерального закона от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»; если публичные призывы или публичное оправдание совершены с использованием сетевых изданий - сайтов в сети «Интернет», зарегистрированных в качестве средства массовой информации в установленном порядке, то содеянное следует квалифицировать по части второй статьи 205.2 УК Российской Федерации как совершенное с использованием средств массовой информации, а при использовании иных сайтов - по той же норме как совершенное с использованием соответствующих сетей (пункты 18-22 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 февраля 2012 года № 1 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности»).

С приведенными положениями согласуется правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации, который подтвердил, что статья 205.2 УК Российской Федерации призвана обеспечить охрану общественной безопасности и предусматривает ответственность только за те призывы к осуществлению террористической деятельности и такое оправдание терроризма, которые осуществляются публично (Определение от 25 сентября 2014 года № 2055-О).

Что же касается характера информации, доносимой посредством указанных обращений и заявлений, то она подлежит судебной оценке на основе действующего антитеррористического законодательства и с учетом фактических обстоятельств каждого конкретного дела (форма и содержание информации, ее адресаты и целевая направленность, общественно-политический контекст, наличие реальной и серьезной угрозы провоцирования терроризма вследствие содеянного и др.). В частности, Федеральный закон от 25 июля 2002 года № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» относит к экстремистской деятельности (экстремизму) публичное оправдание терроризма и иную террористическую деятельность, а также публичные призывы к осуществлению таких деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения (статья 1). При этом, согласно статье 3.1 данного Федерального закона, Библия, Коран, Танах и Ганджур, их содержание и цитаты из них не могут быть признаны экстремистскими материалами.

Кроме того, в Определении от 28 февраля 2017 года № 463-О Конституционный Суд Российской Федерации указал, что разрешение вопроса о том, является ли тот или иной информационный материал, в том числе воспринимаемый гражданами в качестве источника их вероучения, экстремистским, в силу статьи 13 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» относится к компетенции судов общей юрисдикции, выводы которых не могут быть произвольными, а должны основываться на полном, всестороннем и объективном выяснении обстоятельств конкретного дела, в частности подтверждаться заключением эксперта, обладающего достаточными знаниями и квалификацией в области филологических, психологических и религиоведческих дисциплин, и на оценке судом соответствующего текста исходя не просто из его формального содержания, а из его потенциальной способности в современном обществе и в соотношении с распространенными в социуме учениями, не расцениваемыми в качестве экстремистских, приобретать характер, недопустимый с точки зрения ценностей, охраняемых Конституцией Российской Федерации; выводы суда первой инстанции могут быть проверены вышестоящими судами в рамках установленных процедур. При этом суд, рассматривая требование прокурора о признании информационного материала экстремистским и о запрете его распространения, не лишен права - с учетом фактических обстоятельств дела, с тем чтобы обеспечить соразмерность ограничения прав и свобод граждан, включая свободу вероисповедания и свободу слова, - признать экстремистской только определенную часть информационного материала и запретить его распространение лишь в этой части (если он распространяется вместе с ней).

Принимая во внимание приведенные правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации и необходимость разграничения правомерных и преступных действий, правоприменители, квалифицируя публичное распространение информационного материала как преступление, предусмотренное статьей 205.2 УК Российской Федерации, должны, на основе анализа этого материала, указывать конкретную его часть (или весь материал) как содержащую (содержащий) публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма.

Таким образом, часть первая статьи 205.2 УК Российской Федерации не содержит неопределенности, в результате которой лицо было бы лишено возможности осознавать противоправность своих поступков и предвидеть наступление ответственности за их совершение, а потому не может расцениваться как нарушающая конституционные права заявителя в обозначенном им аспекте.

3. По смыслу правовых позиций, сформулированных Конституционным Судом Российской Федерации (постановления от 15 июля 1999 года № 11-П, от 19 марта 2003 года № 3-П, от 27 мая 2008 года № 8-П, от 13 июля 2010 года № 15-П, от 17 января 2013 года № 1-П, от 29 ноября 2016 года № 26-П, от 10 февраля 2017 года № 2-П и др.), при нормативном регулировании мер юридической ответственности и их применении за противозаконные деяния следует учитывать, что:

меры, устанавливаемые в уголовном законе в целях защиты конституционно значимых ценностей, должны определяться исходя из требования адекватности порождаемых ими последствий (в том числе для лица, в отношении которого они применяются) тому вреду, который причинен в результате преступного деяния, с тем чтобы обеспечивались соразмерность уголовного наказания совершенному преступлению, а также баланс основных прав привлекаемого к ответственности индивида и общего интереса, состоящего в охране личности, общества и государства от преступных посягательств;

виды юридической ответственности и сопутствующие им наказания должны обладать разумным сдерживающим потенциалом, достаточным для соблюдения соответствующих запретов (ограничений), - в противном случае их применение не будет отвечать предназначению государственного принуждения, которое, по смыслу статей 1 (часть 1), 2, 17 (часть 3), 18 и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, заключается, главным образом, в превентивном использовании присущих ему юридических средств для защиты прав и свобод человека и гражданина, иных конституционно признаваемых ценностей гражданского общества и правового государства.

Правоограничительный характер наказания, выступающего в качестве меры государственного принуждения, назначаемой по приговору суда лицу, признанному виновным в совершении преступления, направленной на восстановление социальной справедливости, исправление осужденного и предупреждение совершения новых преступлений и заключающейся в предусмотренных Уголовным кодексом Российской Федерации лишении или ограничении прав и свобод этого лица (статья 43), предполагает, что, закрепляя такого рода меры, законодатель связан вытекающими из статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации критериями необходимости, пропорциональности и соразмерности ограничения прав и свобод граждан конституционно значимым целям.

Вместе с тем, поскольку принцип nullum crimen, nulla poena sine lege распространяется как на признаки криминализируемого деяния, так и на содержание устанавливаемой за его совершение меры реагирования в виде наказания, оценка адекватности последнего также должна производиться в системе нормативных предписаний и с учетом смысла, придаваемого им правоприменительной практикой. При этом должна обеспечиваться возможность предвидения лицом, совершающим преступление, уголовно-правовых последствий своего поведения. Следовательно, хотя разрешение вопроса о размере санкций за предусмотренные Уголовным кодексом Российской Федерации преступления является прерогативой законодателя (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 11 декабря 2014 года № 32-П), установление им видов уголовных наказаний и возможности их выбора в заданном уголовным законом диапазоне должно во всяком случае отвечать не только принципам соразмерности и справедливости, но и требованиям определенности.

3.1. Одной из правоограничительных мер, включенных в систему предусмотренных Уголовным кодексом Российской Федерации видов наказаний (статья 44), является лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, которое применяется в качестве как основного, так и дополнительного наказания (часть вторая статьи 45). Согласно статье 47 данного Кодекса это наказание состоит в запрещении занимать должности на государственной службе, в органах местного самоуправления либо заниматься определенной профессиональной или иной деятельностью (часть первая), оно устанавливается на срок от одного года до пяти лет в качестве основного вида наказания и на срок от шести месяцев до трех лет в качестве дополнительного (часть вторая) и может назначаться как дополнительный вид наказания и в случаях, когда оно не предусмотрено соответствующей статьей Особенной части данного Кодекса в качестве наказания за соответствующее преступление, если с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления и личности виновного суд признает невозможным сохранение за ним права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью (часть третья).

Следовательно, хотя санкция части первой статьи 205.2 УК Российской Федерации не предусматривает такое дополнительное наказание, как лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, она, действуя в системе уголовно-правовой регламентации института наказания, подлежит применению во взаимосвязи с положениями Общей части данного Кодекса, в том числе с частью третьей статьи 47, имеющей, по замыслу законодателя, отсылочный характер ко всем статьям его Особенной части, санкции которых не включают в себя это наказание, что позволяет на законных основаниях ставить вопрос о его назначении, если характер совершенного виновным преступления предопределен занимаемой им должностью или осуществляемой им деятельностью.

Признавая правомерность установления в законе наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью в отношении лиц, осужденных за преступления коррупционного характера, Конституционный Суд Российской Федерации констатировал, что введение законодателем в рамках предоставленных ему полномочий для осуществления задач Уголовного кодекса Российской Федерации основных и дополнительных видов наказаний за совершение преступлений - исходя из закрепленных в статьях 5 и 6 данного Кодекса принципов вины и справедливости, в силу которых лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина, а наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, должны соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного, - не выходит за рамки правовых средств, которые законодатель вправе использовать для достижения конституционно оправданных целей дифференциации уголовной ответственности и наказания, усиления его исправительного воздействия на осужденного, предупреждения новых преступлений, а значит, защиты личности, общества и государства от преступных посягательств (определения от 28 мая 2009 года № 864-О-О, от 22 марта 2012 года № 581-О-О и от 19 июня 2012 года № 1169-О).

Закрепление в законе наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью согласуется с Минимальными стандартными правилами Организации Объединенных Наций в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила), которые приняты 14 декабря 1990 года Резолюцией 45/110 Генеральной Ассамблеи ООН и согласно которым применение мер, не связанных с тюремным заключением, предусматривается законом (правило 3.1), а выбор такой меры основывается на оценке установленных критериев в отношении как характера и степени тяжести правонарушения, так и личности, биографии правонарушителя, целей приговора и прав жертв (правило 3.2); в ходе применения не связанных с тюремным заключением мер права правонарушителя не ограничиваются в большей степени, чем это санкционировано компетентным органом, вынесшим первоначальное решение (правило 3.10); органы, выносящие приговоры, могут предусматривать по делам, помимо прочего, поражение в гражданских правах (правило 8.2). Принятие надлежащих мер (в том числе в области образования, культуры, информации, средств массовой информации и просвещения общественности) в целях предупреждения террористических преступлений и их негативных последствий, при соблюдении в соответствии с международным правом обязательств в области прав человека, предусмотрено и статьей 3 Конвенции Совета Европы о предупреждении терроризма от 16 мая 2005 года.

В силу же пункта 2 статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод на каждого, кто осуществляет права, составляющие содержание свободы выражения мнения и закрепленные в ее пункте 1, налагаются «обязанности и ответственность». На это обращает внимание Европейский Суд по правам человека, полагающий, что в их число в контексте религиозных мнений и убеждений правомерно может быть включена обязанность избегать по мере возможности выражений, которые беспричинно оскорбительны для других, ущемляют права и не привносят в публичные обсуждения ничего, что способствовало бы общественному прогрессу; национальным властям, как правило, предоставлена определенная свобода усмотрения по вопросам, которые могут затрагивать убеждения интимного характера в сфере нравственности и, соответственно, религии; в демократическом обществе может быть признано необходимым даже наказание, направленное на предупреждение любых форм выражения мнения, которые пропагандируют, распространяют, оправдывают ненависть или подстрекают к ненависти, основанной на нетерпимости (в том числе религиозной), при условии, что введенные «процедуры», «условия» или «санкции» соразмерны преследуемой цели (§ 55 и § 56 постановления от 6 июля 2006 года по делу «Эрбакан (Erbakan) против Турции»). Кроме того, Европейский Суд по правам человека подчеркнул, что «обязанности и ответственность», которые идут рука об руку с осуществлением права на свободу выражения мнения профессионалами из средств массовой информации, обретают особое значение в периоды конфликтов и напряженности; осторожность особенно нужна в случае рассмотрения вопроса об обнародовании точек зрения представителей организаций, которые прибегают к насилию против государства, чтобы средства массовой информации не стали средством распространения враждебных настроений и пропаганды насилия (§ 63 постановления от 8 июля 1999 года по делу «Шюрек (Surek) и Ездемир (Ozdemir) против Турции»).

3.2. Что касается соответствия части третьей статьи 47 УК Российской Федерации требованию определенности, ясности и недвусмысленности правовых норм, вытекающему из конституционных принципов правового государства, верховенства закона и юридического равенства, то, обязывая законодателя формулировать правовые предписания с достаточной степенью точности, позволяющей гражданину сообразовывать с ними свое поведение - как запрещенное, так и дозволенное, данное требование, как указал Конституционный Суд Российской Федерации, вовсе не исключает использование оценочных или общепринятых понятий (категорий), значение которых должно быть доступно для восприятия и понятно субъектам соответствующих правоотношений либо непосредственно из содержания нормативного положения или из системы находящихся в очевидной связи нормативных положений, либо посредством выявления более сложной взаимосвязи правовых предписаний, в частности с помощью даваемых судами разъяснений по вопросам их применения, целью которого является устранение неопределенности нормы применительно к конкретной сфере общественных отношений (постановления от 11 ноября 2003 года № 16-П, от 14 апреля 2008 года № 7-П, от 5 марта 2013 года № 5-П и др.).

Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 22 декабря 2015 года № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» разъяснил, что лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью может быть назначено в качестве дополнительного (в том числе в соответствии с частью 3 статьи 47 УК Российской Федерации) наказания, по общему правилу, за преступление, которое связано с определенной должностью или деятельностью лица, а в случае, когда статья Особенной части УК Российской Федерации предусматривает обязательное назначение данного дополнительного наказания, оно назначается и при отсутствии такой связи, однако при этом запрещение занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью должно быть обусловлено обстоятельствами совершенного преступления (пункт 8); лишение права заниматься определенной деятельностью может выражаться в запрещении заниматься как профессиональной, так и иной деятельностью, вид которой должен быть конкретизирован в приговоре (педагогическая, врачебная, управление транспортом и др.); судам рекомендовано при наличии к тому оснований и с учетом обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание, обсуждать вопрос о целесообразности его применения в отношении лица, для которого соответствующая деятельность связана с его единственной профессией (пункт 9).

При этом суды обязаны строго выполнять требования статьи 307 УПК Российской Федерации о необходимости мотивировать в обвинительном приговоре выводы по вопросам, связанным с назначением наказания, его видом и размером. В частности, в описательно-мотивировочной части приговора должны быть указаны мотивы, по которым суд пришел к выводу о применении дополнительного наказания в виде лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на основании части третьей статьи 47 УК Российской Федерации (пункт 27 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 года № 55 «О судебном приговоре»).

Соответственно, содержащееся в данной норме условие ее применения в виде признания судом невозможным сохранения за виновным права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью с учетом характера и степени общественной опасности совершенного преступления и личности виновного означает, что в решении суда должны быть приведены веские доводы в обоснование того, что такое сохранение не просто нежелательно, а именно невозможно в связи с необходимостью защиты публичных интересов. Данное законоположение, следовательно, не содержит неопределенности, позволяющей произвольно устанавливать в качестве правового последствия совершенного преступления лишение виновного права заниматься той или иной деятельностью, поскольку - как по своему буквальному смыслу, так и по смыслу, придаваемому ему правоприменительной практикой, - напрямую связывает содержание такого правоограничения со спецификой и социальной значимостью совершенного преступления и личностью виновного, которые позволяют суду признать невозможным сохранение за ним права заниматься этой деятельностью на указанный судом период либо обусловливают недопущение занятия ею в будущем.

Тем самым, помимо сугубо правоограничительной составляющей, названный вид наказания имеет еще и явно выраженную превентивную направленность, лишая осужденного перспективы злоупотребления возможностями, вытекающими из занятия той или иной деятельностью, в целях предупреждения повторного совершения им аналогичного преступления, что предопределяет необходимость разумной конкретизации в приговоре - при условии его исполнимости - запрещаемой профессиональной или другой деятельности. При этом в зависимости от факторов, которые следует принять во внимание, оценивая соразмерность вмешательства в свободу выражения мнения, суд, к компетенции которого относится вынесение приговора и назначение наказания, не лишен возможности указать в приговоре не только запрещаемый вид деятельности, но и определенный индивидуальными признаками ее подвид, на который распространяется запрет, адресованный лицу, признанному виновным в совершении преступления, связанного с осуществлением данной деятельности именно в этой ее разновидности. Таким образом, осужденный временно ограничивается в выборе конкретного рода деятельности, но не лишается возможности заниматься любой иной не запрещенной согласно приговору суда и законодательству Российской Федерации деятельностью, в том числе и творческой.

Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 статьи 43 и частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации определил:

1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Дильмухаметова Айрата Ахнафовича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.

2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.