Нельзя снижать компенсацию морального вреда за смерть семимесячного плода на том основании, что женщина может иметь других детей

logoff / Depositphotos.com

Размер компенсации морального вреда, причиненного внутриутробной гибелью ребенка в медучреждении, нельзя снижать немотивированным указанием на то, что данная смерть, во-первых, не повлекла утраты трудоспособности и репродуктивной функции матери, а во-вторых, не находится в прямой причинно-следственной связи с виновными действиями медперсонала. Снижение компенсации – в таких условиях – говорит о формальном подходе суда к рассмотрению спора о защите нематериальных благ, а сам подход разрушает смысл гражданского судопроизводства (Определение Верховного Суда Российской Федерации от 13 мая 2019 г. № 53-КГ19-3).

Такую правовую позицию высказал ВС РФ, рассматривая дело об антенатальной гибели плода.

Несчастье случилось под выходные: будущая мама (на восьмом месяце беременности, с низкой группой риска) простудилась. Консилиум врачей – во вторник – заключил, что прогноз для жизни плода сомнительный, зависит от исхода оперативного лечения, при благополучном исходе хирургического вмешательства в дальнейшем прогноз для здоровья ребёнка благоприятный.

Поздно вечером в пятницу женщине внезапно стало гораздо хуже, она вызвала "неотложку", которая отвезла пациентку в краевой "инфекционный" стационар. Там будущую маму осмотрели инфекционист и гинеколог, поставили диагноз "другие острые инфекции верхних дыхательных путей множественной локализации", гинеколог не высказал никаких опасений о ребенке. На следующий день – то есть с самого утра субботы – женщина неоднократно жаловалась на плохое самочувствие по гинекологии и просилась на осмотр к врачу-гинекологу. Однако врач – сославшись на занятость – осмотрел ее только вечером. К этому моменту сердце ребенка уже не билось.

Впоследствии врачебная комиссия стационара рекомендовала наказать и гинеколога, и инфекциониста; гинекологу был объявлен выговор за нарушение стандартов оказания помощи, обследования и лечения больных, входящих в группу риска по материнской смертности, за нарушение пункта 2.22 части II должностной инструкции врача-акушера-гинеколога по оказанию экстренной помощи гинекологического отделения.

Экспертизы оказанной маме медпомощи (судебные и ЭКМП по линии ОМС) пришли к следующим выводам:

• диагностические и лечебные мероприятия оказаны не в срок и ненадлежащим образом, а несвоевременный осмотр врача-гинеколога привёл к запоздалой диагностике антенатальной гибели плода (выводы ЭКМП);
• были недостатки в лечении, в частности повторный осмотр гинеколога проведён только через 5 часов с момента появления клиники угрожающих преждевременных родов, инфекционист не оценил риски развития внутриамниотической инфекции и не назначил противовирусной терапии. Но наступление смерти плода с действиями/бездействием врачей не связано: она определялась биологическими особенностями развития острого инфекционного процесса у матери, задержка с осмотром гинеколога на несколько часов существенного значения в данном случае не имела, так как временной фактор не определял особенности патогенетических механизмов развития острой гипоксии плода (выводы СМЭ, назначенной следователем СКР);
• были нарушения при оказании медпомощи, в частности не проведены необходимые обследования при поступлении матери в инфекционный стационар для выявления признаков внутриутробного страдания плода, а также при последующем её наблюдении, при появлении клиники угрожающих преждевременных родов. Пациентка несвоевременно была осмотрена гинекологом; инфекционистом не в полном объёме назначена медикаментозная терапия в соответствии с диагнозом ОРВИ. Наступление смерти плода напрямую не связано с действиями (бездействием) врачей. Однако правильное и своевременное лечение, своевременное установление внутриутробного страдания плода и принятие мер к своевременному родоразрешению снижало бы вероятность наступления антенатальной гибели плода, но полностью его не исключало, достоверно судить о том, что утром в субботу уже имела место антенатальная гибель плода, невозможно, так как отсутствуют аускультация, УЗИ, КТГ плода (выводы СМЭ, назначенной судом).

Опираясь на эти выводы, суд первой инстанции признал, что:

• медицинская помощь была оказана женщине несвоевременно;
• следствием дефектов оказания медицинской помощи явилась антенатальная гибель плода;
• следовательно, сотрудниками стационара истице был причинен моральный вред, за который причитается компенсация;
• при определении размера этой компенсации суд учел возраст пациентки, тот факт, что потеря ребёнка причинила ей глубокие нравственные и физические страдания, что халатность врачей по отношению к беременной противоречит принципам оказания медицинской помощи, и что гибель плода, являвшегося жизнеспособным, является тяжким последствием халатности;
• размер компенсации морального вреда суд оценил в 1 млн 200 тыс. руб., штраф за недобровольное исполнение требований потребителя – в 300 тыс. руб.

Вскоре решение районного суда было изменено в апелляции. Краевой суд снизил размер компенсации и штрафа вдвое, указав, что:

• основания для взыскания с больницы компенсации морального вреда, действительно, есть;
• однако нет негативных последствий для физического здоровья истицы в виде утраты трудоспособности либо утраты репродуктивной функции;
• а кроме того, нет прямой причинно-следственной связи между допущенными нарушениями и антенатальной гибелью плода.

ВС РФ категорически не согласился с этим, отметив следующее:

• размер компенсации морального вреда определяется в зависимости от характера причинённых потерпевшему физических и нравственных страданий, а они оцениваются с учётом фактических обстоятельств, при которых был причинён моральный вред, и индивидуальных особенностей потерпевшего. То есть задача расчёта размера компенсации является сложной;
• поэтому суд всегда должен приводить достаточные мотивы, оправдывающие ту или иную сумму компенсации морального вреда, присуждаемую заявителю. В противном случае отсутствие мотивов будет свидетельствовать о том, что суды не рассмотрели надлежащим образом требования заявителя и не смогли действовать в соответствии с принципом адекватного и эффективного устранения нарушения;
• однако краевой суд, с одной стороны, согласился с выводами районного о том, что есть основания для взыскания компенсации морального вреда в связи с ненадлежащим оказанием медицинской помощи и не опроверг выводы о наличии причинно-следственной связи между действиями врачей и последствиями. С другой же стороны, краевой суд одновременно заявил об отсутствии прямой причинно-следственной связи, в связи с чем снизил сумму компенсации. При этом такой вывод суда апелляционной инстанции не мотивирован, в апелляционном определении не указаны доказательства, на основании которых суд апелляционной инстанции пришёл к такому выводу;
• то же самое относится и к выводам о том, что спорный инцидент не повлек негативные последствия в виде утраты трудоспособности либо утраты репродуктивной функции;
• следовательно, все упомянутые доводы суда второй инстанции не соответствуют положениям ст. 151, ст. 1110 Гражданского кодекса о принципах определения компенсации морального вреда;
• наконец, как усматривается из апелляционной жалобы стационара, он и сам – хотя и назвал размер компенсации "завышенной", но не привел никаких доводов в защиту этого тезиса, и даже не указывал на те обстоятельства, в связи с которыми краевой суд снизил этот размер;
• все это свидетельствует о формальном подходе суда апелляционной инстанции к рассмотрению настоящего дела, в котором разрешался спор, связанный с защитой нематериальных благ, что привело к нарушению задач и смысла гражданского судопроизводства, установленных ст. 2 ГК РФ, и права пациентки на справедливую, компетентную, полную и эффективную судебную защиту, гарантированную каждому ст. 8 Всеобщей декларации прав человека, п. 1 ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, п.1 ст. 14 Международного пакта и гражданских и политических правах, а также ч. 1 ст. 46 Конституции РФ.

Итог: оставлено в силе решение суда первой инстанции.