Генри Резник: "Юриспруденция для меня – наука, адвокатура – это моя жизнь"

 

О том, как любимый спортсмен министра стал легендой юриспруденции, порталу ГАРАНТ.РУ рассказал президент Адвокатской палаты г. Москвы, старший партнер Адвокатского бюро "Резник, Гагарин и Партнеры", заслуженный юрист РФ, к. ю. н. Генри Резник.

 

Спортсмен из южного города

Меня привел туда случай. Хотя я родился в Ленинграде, во время блокады мы с семьей жили в эвакуации в Саратове, затем я перебрался в Москву, а позже – в Ташкент. Уже тогда я неплохо писал и хотел поступать на факультет журналистики, но в Средне-Азиатском государственном университете эта специализация была доступна только для узбекского населения. Пришлось идти на юридический, тем более А.Ф. Кони [выдающийся юрист конца XIX – начала XX века. – Ред.] к тому моменту я уже прочитал.

Благодаря спортивным заслугам я был гордостью университета. Однако самоуважение не позволяло мне снискать славу "тупого спортсмена", и я брал с собой на соревнования учебники и потихоньку готовился. А на третьем курсе мне в руки попала работа В.И. Каминской "Правовые презумпции в уголовном процессе" и я "заболел" доказыванием. Меня не очень интересовала нормативистика, а вот доказательственное право – стык юриспруденции, логики, психологии – захватило меня. По нему я написал курсовую, а затем и дипломную работу. Она была еще эпигонская, но содержала несколько интересных мыслей, которые, видимо, и привлекли жюри конкурса. Именно тогда у меня проснулся научный интерес.

Я получил рекомендацию в аспирантуру и уже готовился уезжать учиться в Ленинград, но тут приехал новый министр, который оказался фанатом волейбола. Он пригласил меня и уговорил поработать в следственном управлении Министерства внутренних дел Казахстана, а заодно и сформировать волейбольную команду. Я понимал, что интерес ко мне министра заключался главным образом в последней фразе. И я согласился, создал команду "Динамо", которая стала второй в стране и проигрывала только Москве.

Стоит сказать, что раньше должности старшего следователя и следователя по особо важным делам были только на уровне республик (сейчас они встречаются даже в районах). Так что вместе со мной работали асы – юристы с минимум 10-летним опытом работы. Но меня-то взяли за то, что я в коротких штанах выбегал во главе волейбольной команды. И сразу назначили старшим следователем (более низших должностей просто не было). Первые два года я не вел дела самостоятельно, а входил в состав следственных групп и выполнял отдельные поручения. Видимо, чему-то я все же научился, поскольку в конце концов дорос до следователя по особо важным делам.

Тут нельзя выделить что-то одно: на мое решение повлияло несколько факторов. 

Во-первых, моя прыгучесть стала падать, я все меньше участвовал в соревнованиях и понимал, что это закат моей спортивной деятельности. 

Во-вторых, в Казахстане я всегда чувствовал себя как бы командированным и знал, что рано или поздно уеду оттуда. Все-таки по культуре я русский человек. А в 1966 году пришел тот момент, когда я понял: если не уеду сейчас – не уеду уже никогда. 

И самое главное: все свалилось на меня с такой легкостью, что захотелось испытать себя, начать с чистого листа и состояться в качестве ученого. Только представьте себе: я молод, холост, захвален, живу в чудесном городе Алма-Ате. В начале мне выделили комнату в общежитии, в котором останавливались региональные милицейские начальники во время получения ими новых назначений. Где-то через год я уже жил в двухкомнатной квартире. Многие могли об этом только мечтать.

В следственном управлении я понял, что в коммунно-советской системе есть "свои", номенклатура, которая выведена из-под действия закона и членов которой вообще нельзя привлечь к ответственности за их злоупотребления. А я был "фрукт" вольнолюбивый – даже в партию никогда не вступал – и чувствовал, что не смогу подчиняться этим негласным "понятиям". 

У меня было одно дело: начальник отдела капитального строительства в горисполкоме похитил мебельный гарнитур из Румынии и подарил его зампредседателю горисполкома на новоселье. Получается, гарнитур стал вещественным доказательством, которое по закону следует опечатать и вывезти из квартиры. Но расставаться с ним никто не хотел – такой подарок по стоимости равнялся моей зарплате за год. Вы не представляете, какой кипиш поднялся! Меня поблагодарили за расследование, пожали руку и… передали дело другому следователю!

Да, я осознал, в какой живу системе, и решил заняться более свободной и независимой деятельностью. Написал вступительный реферат "Презумпция невиновности" и отправил его во Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности Прокуратуры СССР. Все считали это авантюрой, ведь я никого не знал в Москве. Кроме того, презумпция невиновности тогда официально не признавалась и была даже обругана в 1958 году с трибуны Верховного Совета СССР как "обветшалая догма буржуазного права". Но, к счастью, сектором уголовного процесса тогда заведовал И.Д. Перлов, ученик великого М.С. Строговича, который пришел в восторг от моего реферата. Так в 1966 году я поступил в очную аспирантуру и до сих пор вспоминаю годы обучения в ней как самые насыщенные, "драйвовые".

 

Адвокат по призванию

Да, сначала я занимался только научными изысканиями, а через некоторое время начал преподавать. Главным образом я читал лекции на курсах повышения квалификации: учил судей судить, прокуров – "прокурорить", следователей – расследовать, а адвокатов – защищать. Я учил всех. 

Профессионалам читать очень тяжело и одновременно интересно: они считают, что и так знают все. Но у меня довольно зычный голос, да и вообще я складно говорю, поэтому спать на моих лекциях несподручно. И вот когда буквально через 10 минут после начала лекции наступает тишина и все завороженные слушают меня – это такой кайф!

Но основной у меня была исследовательская деятельность. С 1969 года по 1982 год я проработал во Всесоюзном институте по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности Прокуратуры СССР, а затем еще три года – во Всесоюзном институте усовершенствования работников юстиции. Мои исследования правосознания судей были весьма содержательными, на мои работы была ссылка даже в Концепции судебной реформы в РСФСР 1991 года. 

Вообще я считаю себя многостаночником в рамках криминально-правового направления. В 1977 году по мотивам моей диссертации вышла монография "Внутреннее убеждение при оценке доказательств", которая сейчас считается едва ли не канонической. Позже я исследовал влияние урбанизации на преступность, а она в те времена была засекречена. Первую премию за эту работу получил лишь в 1985 году от советского журнала "Государство и право". Кроме того, занимался социологией уголовного права, общей теорией права... Какое наука все же увлекательное дело!

Я почувствовал, что начал "закисать". А на дворе тревожный для московской адвокатуры 1985 год: в прокуратуре РСФСР была создана следственная группа, готовившая настоящий погром московской адвокатуры под флагом борьбы с коррупцией. Тогда у адвокатов действовала жесткая тарифная сетка, которая не соответствовала природе этой профессии. При оплате услуг адвоката совершенно не учитывался ни его опыт, ни сложность дела, ни объем работы. Получалось, что мэтр и вчерашний стажер официально получали одно и то же вознаграждение. Люди понимали, что это несправедливо, и платили помимо кассы. Такая картина была повсеместно. Когда в Москве решили бороться с коррупцией, почему-то начали с адвокатов: изъяли у них регистрационные карточки, стали допрашивать клиентов и склонять их к лжесвидетельству. Кто-то ломался, начали возбуждать дела. Тогда адвокаты боялись защищать своих коллег, и руководители московской адвокатуры попросили меня помочь в защите членов корпорации. Это было мое первое дело, я провел его весьма успешно и завоевал широкую популярность в неширокой адвокатской среде. Вместе со мной интересы адвокатов представлял и выдающийся Г.П. Падва.

Не сразу. Твердого решения уйти в адвокатуру у меня не было, и я остался в институте на полставки. Но потом началось "узбекское дело" и меня затянуло... 

В Узбекистане арестовали всю "верхушку" и отправили в Москву, чтобы там судить. Родственники задержанных начали искать адвокатов и вспомнили про бывшего капитана сборной по волейболу. Я был линкор, оснащенный красноречием, знаниями по адвокатуре и праву. Понятно, в районном суде я бы сел на мель, а тут Верховный суд СССР, есть где разгуляться!

Когда я поступал в адвокатуру, мудрый И.Ф. Деревянченко, заведующий консультацией, в которую я пришел, благословил меня: "Генри Маркович, у Вас все будет хорошо". Так и случилось. 

Тогда у адвокатов были обязательные дежурства, обычно бригадами человек по пять, на которых все желающие могли получить бесплатную юридическую помощь. Вели приемы обычно опытные адвокатессы, которые хорошо разбирались в трудовых, жилищных, наследственных делах. В которых я, к слову, мало что понимаю. И тут я обнаружил, что большая часть клиентов хочет получить консультацию именно у меня. Они не знали, кто такой Резник, но на фоне хрупких женщин фактурный мужик производил впечатление. И вот когда ко мне приходили люди с гражданско-правовыми вопросами, я аккуратно отправлял их к другим сотрудникам. "Ведите себя скромнее: только пришли, а уже дела всем раздаете", – смеялся И.Ф. Деревянченко.

Следственная работа привила мне интерес к исследованию доказательств, в частности, к допросам. Все считают, что я очень хорошо допрашиваю. А допрашивать следователей, прокуроров, судей – особая радость для адвоката.

Для меня профессиональный интерес всегда на первом месте. Но это не совсем типично для адвоката, потому что глупо скрывать – мы работаем за вознаграждение, и его размер играет большую роль: кушать-то надо! Мне просто повезло в этом плане – на меня спрос всегда был больше, чем предложение. 

Да и потом, что такое простые дела? Все относительно. Интересным дело делает адвокат.

У адвокатов односторонняя деятельность, но именно в этом и таится значение профессии. Адвокат противостоит государственной громаде, которая наваливается на человека и преследует его. А потом, необходимость иметь защитника в суде признали еще древние греки, а затем и древние римляне – это не я выдумал. Человеку в суде должен помогать профессиональный юрист, единственной задачей которого является защита этого человека. Как выразился В.Д. Спасович, король российской адвокатуры: "Без адвоката, защитника, суд – не суд, а западня". Когда ты защищаешь не очень приятного человека, у тебя одна задача – противостоять обвинительной конструкции, которую создало государство через свой следственный аппарат и прокуратуру. А материалы дела – единственный источник доказательств для тебя. И в процессе мы не выясняем, хороший человек или плохой, – решается только, доказано ли совершение им преступления, в котором он обвиняется. У нас не Божий суд, а человеческий. И осуществляется он на основании достижений человеческого разума, культуры, знаний, в том числе моей любимой презумпции невиновности.

Трудно сказать, какое из моих дел запомнилось мне больше всего: их было слишком много. Я выступал в Верховных судах России, Грузии, Узбекистана, Молдавии, Украины, у меня были дела на выездах в Саратове, Иркутске, Ровно... 

По делу Минхлопкопрома, в котором я защищал одного из обвиняемых, был исполнен последний в нашей стране приговор к смертной казни – после этого такие приговоры выносились, но не приводились в исполнение. Запомните эту дату – 20 января 1987 года, – день, когда был расстрелян последний экономический преступник. А в деле премьер-министра Узбекистана Н.Д. Худайбердыева я добился его полной реабилитации в надзорной инстанции.

Надо любить свою профессию и совершенствоваться в ней, особенно сейчас, когда правовое поле так расширилось. При Советской власти было два кодекса и несколько постановлений пленума Верховного суда. Сейчас же количество нормативных актов просто зашкаливает, а над отечественным правом надстроилось еще и международное. Чтобы адвокату стать успешным в наши дни, надо быть значительно более образованным, чем раньше. 

Ну и конечно, не последнюю роль играет удача. Но если ты давно в профессии, твоя деятельность не может быть соткана только из неудач – обязательно будут и победы.

Полагаю, выигранными делами. Но не надо быть заложником своих побед и поражений. Я никогда не ориентируюсь на то, выиграю дело или нет. Да и откуда мне знать об этом, тем более на начальной стадии, когда только идет сбор доказательств? Выигрывать всегда невозможно. Когда говорят, что тот или иной адвокат не проиграл ни одного дела, опытные юристы начинают посмеиваться. Приведу аналогию: если хирург пришивает пальчики – у него стопроцентная выживаемость, а если оперирует раковые опухоли – его статистика выглядит похуже. 

Я не выигрывал все дела, если под этим понимать полное согласие суда с позицией защиты. Но у меня не было ни одного абсолютно проигранного дела. Как говорил Ф.Н. Плевако, задача адвоката – так провести дело, что даже если он его проиграет, это должно выглядеть, как будто он выиграл.

У нас такая профессия, что слова "гарантия" в нашем лексиконе быть не должно. Я никогда никому ничего не гарантировал, хотя и не обижен удачей.

 

Адвокатом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан

Это не имеет никакого отношения ни к политике, ни к адвокатуре – это чисто индивидуальный акт, если угодно, нравственный порыв. Даже к 75 годам я полностью не очерствел и не смог не отреагировать на абсолютно омерзительную вакханалию, которая развернулась на нашем телевидении. Последней каплей для меня стал фильм "13 друзей хунты". Это не просто разжигание социальной ненависти – это стравливание людей! Я посчитал, что не должен смолчать: адвокатом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан. Буквально за полтора часа между мыслью, которая меня посетила, и ее реализацией я нашел транспарант, составил текст "Защитим страну от телехунты", выбрал место – у памятника И.А. Бродскому. Простоял больше часа, но никакого внимания от власти не удостоился. Нельзя же так наплевательски относиться к адвокату Резнику!

Все же это разные вещи. Когда ко мне обратился мой доверитель, Л.М. Тимофеев, и предложил стать соучредителем Московской Хельсинкской группы, я подумал, что участие в ней – это продолжение утверждения верховенства права в стране. Все же Советский режим был для меня империей зла, потому что он попирал свободы и права человека.

Адвокатская монополия – не совсем удачное выражение. Правильнее говорить об унификации требований к профессии. Вот как Вы считаете, лечить могут только дипломированные врачи?

Так и юридическую помощь должны оказывать только профессионалы. Есть три критерия уровня профессионального оказания юридической помощи: допуск к профессии (который определяется как минимум наличием высшего юридического образования), наработанные профессиональные стандарты и этические нормы, контроль самоуправляемой ассоциации (который предполагает обязательное членство в ней). В ЕСПЧ подавались иски о нарушении ст. 11 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в которой говорится о свободе ассоциаций. Лондонские трамвайщики, бельгийские врачи и литовские адвокаты были не согласны с обязательностью их нахождения в профсоюзах. ЕСПЧ удовлетворил требования трамвайщиков, а иски врачей и адвокатов отклонил, указав, что контроль самоуправляемой ассоциации – необходимое условие обеспечения качества оказываемой помощи. Именно поэтому практически во всем мире судебное представительство могут осуществлять только адвокаты на профессиональной основе. Это не означает, что участника спора по гражданскому делу загоняют к адвокату – он может представлять себя сам или пригласить соседа. Но если человек обращается к профессионалу, то этот профессионал должен иметь статус адвоката. 

Сейчас в России позорная ситуация – порядок оказания юридической помощи вообще не регулируется. При этом в Конституции РФ сказано, что каждому гарантируется право на квалифицированную юридическую помощь. Там не написано, что каждый может оказывать юридическую помощь. К сожалению, сейчас очень часто бывает, что мошенники, которых мы выгоняем из адвокатуры, начинают создавать собственные конторы и практиковать.

Наша профессия имеет многовековую историю и предполагает наличие не только полномочий, но и обременений: осуществление защиты по назначению, оказание юридической помощи бесплатно, соблюдение этических норм, при нарушении которых можно мигом вылететь из профессии.

Я предлагаю юристов со стажем работы более двух лет принять в адвокатуру вообще без экзаменов. Есть еще одна позиция: провести экзамен по двум документам: Федеральному закону от 31 мая 2002 г. № 63-ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" и Кодексу профессиональной этики адвоката.

Я скажу так: ученым адвокатом.

Юриспруденция для меня – наука, адвокатура – это моя жизнь. 

Я мог бы не стать юристом, а выбрать, например, профессию журналиста. Или состояться как музыкант – у меня абсолютный слух. Но будучи юристом, не стать адвокатом я не мог. Полагаю, что в адвокатуре все равно бы оказался. Я жалею людей, а люди нуждаются в защите. И если есть какая-то возможность помочь человеку – это согревает. 

 

Документы по теме: 

Конституция Российской Федерации 

Материалы по теме: