Интервью Д.В.Панкина "Российской газете"

Падение котировок американских ипотечных агентств, в которых мы "спрятали" часть нашего Стабфонда, поспешное, как кажется многим, списание долгов СССР ряду стран без обоюдной выгоды - к финансовым властям России вопросов сейчас много.

А после саммита "большой восьмерки" в Японии мир узнал из уст президента России еще и о том, что необходимо изменить финансовую архитектуру мира. Что стоит за этими событиями? На наши вопросы ответил заместитель министра финансов РФ Дмитрий Панкин, которому, в частности, поручено эту самую "архитектуру" сформировать.

Российская газета: В Осаке по окончании саммита "большой восьмерки" российский президент заявил, что необходимо "менять финансовую архитектуру мира" и что существующие международные финансовые организации не справляются с поставленными перед ними задачами. Что в связи с этим должна делать Россия и какова будет ее роль в этой новой финансовой архитектуре?

Дмитрий Панкин: Действительно, современная финансовая архитектура, в которую входят Международный валютный фонд, Мировой банк, ООН, была сформирована после Второй мировой войны на основе Бреттон-Вудских соглашений, и по сути она работала в другом мире. В мире, где доминировали Штаты, а в международных расчетах - американский доллар. Развивающиеся страны относились к разряду бедного региона, который не играл существенной роли в мировой экономике, а рассматривался как объект политической и экономической экспансии.

Сейчас реальность совершенно другая. Сформировались сильнейшие международные финансовые рынки, которые фактически вышли из-под национального регулирования. Сложилась абсолютно другая расстановка сил на международной арене, когда нельзя говорить об абсолютном доминировании США.

Есть несколько центров силы. Есть достаточно сложные взаимоотношения между развитыми странами. Есть быстро развивающиеся экономики - страны БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай). Есть нефтеэкспортеры, которые одновременно являются развивающимися странами, но в то же время накопили огромные финансовые резервы, и ими они подпитывают экономику той же Америки. Есть, наконец, страны Африки, которые как были в тяжелой ситуации, так в ней и остаются. Так что мир стал совершенно другим, равно как и другими стали проблемы. А старая система институтов с ними совершенно не справляется.

Поэтому сегодня нужно думать о новой системе, о том, как на наднациональном уровне регулировать финансовые проблемы, с которыми сталкивается мир, так как в рамках национальных финансовых институтов их уже не решить. Они давно вышли за рамки отдельно взятых стран. А координирующего, направляющего и согласующего органа нет.

РГ: Тем не менее доллар все еще остается основной валютой. Падение акций двух ипотечных агентств заставило вздрогнуть все рынки мира, включая Россию, - значит вся экономическая мощь пока все еще остается за океаном...

Панкин: Не совсем так. Если пройтись по всем экономическим показателям - доля ВВП, доля в мировой торговле, экспорте, - то мы увидим, что идет постоянное снижение доли Штатов. Если раньше проблема доллара была проблемой всего мира, то сейчас это одна из прочих, но не самых важных. Сегодня на первом плане не стоит вопрос обесценения доллара. Сегодня проблема номер один - нефтяные цены, номер два - цены на продовольствие. Экономический рост или кризис в Штатах, финансовые проблемы с ипотечными агентствами уже не так, как раньше, отражаются на мировой экономике. Также ситуацию в США сложно назвать экономическим кризисом: каждый квартал наблюдается экономический рост. Речь идет лишь о пересмотре темпов этого роста в сторону снижения. Не падает же там производство на 20 процентов, не закрываются все предприятия, нет толп безработных и нищих?

Что касается стран БРИК, вопрос надо ставить по-другому: а влияют ли на эти страны в какой-то мере те финансовые проблемы, которые есть в Штатах? Судя по экономическим показателям этих четырех стран, выясняется, что жесткой и однозначной связи нет. Так что мир меняется, и нельзя сегодня все сводить к проблемам одной страны.

РГ: Если вдруг произойдет банкротство ипотечных компаний США, что тогда? Ведь вложились в них "всем миром", включая Россию. Что грозит нашим 100 миллиардам долларов?

Панкин: Банкротства этих агентств никто не допустит, им будет оказана господдержка, так как они имеют статус государственно-спонсируемых агентств. Тем более что на системе ипотечных кредитов и ипотечных ценных бумаг строится вся американская финансовая система.

Что касается этих агентств, то идет падение котировок акций и переоценка активов, сокращение капитала. На деле это означает лишь то, что акционеры не получают прибыли и несут убытки, так как акции этих агентств обесцениваются. Но потери понесут, повторю, владельцы акций. Облигации, куда были вложены российские деньги, как до этого имели наивысший рейтинг "ААА", так его и имеют. Более того, никто не рассматривает возможности, что будет объявлен дефолт по облигациям. Агентства будут выполнять обязательства. Так что нашим деньгам ничего не грозит. Платеже способность по облигациям пока никем не ставится под сомнение.

РГ: Кстати, что значат эти ипотечные агентства для Америки? С какими российскими финансовыми институтами их можно сравнить?

Панкин: Разве что с российским Сбербанком.

РГ: Сейчас в связи с тяжелым финансовым состоянием ипотечных агентств правительство США фактически вмешивается в дела частных компаний. А как же принципы либерализма, которыми попрекают нас, когда наше правительство пытается вмешаться в дела бизнеса?

Панкин: Никто в мире не обсуждает вопроса о том, что государство должно устраниться из экономической жизни и не участвовать в делах бизнеса. Оно должно быть активным участником экономических вопросов. Дело в нюансах. Когда государство устанавливает правила игры, то есть занимается финансовым надзором, контролирует соблюдение правил игры, это одно. Другое дело, когда государство становится участником процесса, создает госкорпорации, расширяет государственный сектор в экономике.

Однако ситуации, когда государство, бывает, вынуждено не только регулировать, но и вмешиваться в дела, принимать конкретные решения по конкретным предприятиям, выкупать какие-то доли у частного бизнеса, чтобы не допустить в конечном счете банкротства, случаются довольно часто.

Если рассматривать картину в целом, то вопрос этот "вечный". Многие экономисты его задают и не могут четко сформулировать ответ: каковы должны быть формы вмешательства, насколько оно обоснованно? Ничего страшного в том, что раздаются обвинения в нашу сторону, я не вижу. Это нормально, так как найти оптимальную грань между госвмешательством и рыночными силами сложно.

РГ: Недавно вы заявили, что Россия будет стараться увеличивать сферу влияния во Всемирном банке. Но первая подобная попытка по реформированию Международного валютного фонда не увенчалась успехом усилиями США?

Панкин: Да, это так. Тем не менее мы попытаемся сделать так, чтобы реформа во Всемирном банке не прошла по тому же сценарию, как это случилось в МВФ. Сегодня в этих организациях доминирующее положение остается за США и в определенной мере за Евросоюзом.

Та реформа, которая была предпринята в МВФ, не привела к существенным изменениям. Развивающиеся страны с быстрорастущими экономиками практически не увеличили своего веса в фонде. Формально их доля была и увеличена, но настолько незначительно, что это ровным счетом ничего не дало. А доминирующее положение как было в руках США и ЕС, так и осталось. Поэтому сегодня мы ищем союзников, которые помогут нам провести реформу в банке в другом, не зависящем от США фарватере.

РГ: А зачем нам это нужно? Может, оставить все как есть?

Панкин: Конечно, можно закрыть границы, поставить заборы. Мы вам нефть продаем, и все. Мы не участвуем в обсуждении мировых проблем. Но такая позиция не отвечает нашим задачам. И если мы хотим обеспечить - из чисто прагматических соображений - нормальное, достойное существование нашего народа, то не участвовать в решении международных вопросов, не пытаться проводить свою политику и свои интересы - невозможно. Мы должны для этого использовать все рычаги: как двусторонние, так и работу через международные институты.

Участвуем в делах в рамках этих институтов, и это означает, что наша страна приобретает все больше веса. Если мы устранимся, то почувствуем негативный эффект в других вопросах, болезненных для нас.

РГ: Американцы - прагматики. Помогая той же Африке, они просчитывают все экономические выгоды от этой помощи. А как мы? В Ираке, когда мы простили долгов на 13 миллиардов долларов, нас построили в очередь из 35 стран для участия в тендерах по разработке нефтегазовых месторождений. Примеров подобных множество. То есть получается, мы прощаем, помогаем, но при этом мало что получаем взамен?

Панкин: Для начала давайте разберемся, как эти долги образовались. В их основе лежала политика Советского Союза: давать оружие всем тем, кто выступает против мирового империализма. Сейчас мы пожинаем результат "холодной войны", когда наша политика строилась на противостоянии Штатам, и пытаемся сделать так, чтобы помощь была увязана с нашими прагматическими соображениями по продвижению российского бизнеса за рубеж и усилению стратегического влияния России в тех или иных регионах.

Пока ищем подходы. А альтернатив у нас по большому счету нет. Ну не спишем мы долги Ираку в рамках решения Парижского клуба кредиторов. И что? Денег мы все равно оттуда не получим. Реально финансовый результат будет нулевой, зато мы окажемся в определенной степени изгоями, так как продемонстрируем всему миру, что наша позиция ровным счетом ничего не значит. Долги требуем, а нам никто не платит. Поэтому наше понимание прагматичности состоит в том, чтобы списать долги, присоединившись к решениям, принятым на международной арене, на "большой восьмерке".